— В том числе и на Паро? — гневно воскликнул юноша. — Что, если народ моей планеты отвергнет власть императора? Что тогда, капитан?
Лэннет бросил на спутника усталый печальный взгляд.
— Послушай, Кейси. Мы ведем этот спор уже почти три года. Но ты никак не желаешь уразуметь главное. То, что ты сказал, отчетливо пахнет изменой. Император вынужден держать в узде общество, которое буквально трещит по швам. Он обязан принимать во внимание любую угрозу, реальную или воображаемую. Твой брат Дерус совершенно ясно дал понять, унаследовав королевский трон Паро, что был и остается верным слугой императора. Твои притязания донельзя раздражают Халиба. Он и не подумает возвести тебя на престол. — Лэннет оглянулся и ворчливо добавил: — Я тоже буду по тебе скучать. Надеюсь, мы расстаемся не навсегда.
На мгновение лицо Кейси смягчилось. Казалось, он хочет что-то сказать. Но юноша промолчал и отвернулся, глядя прямо перед собой. Характер Лэннета был соткан из непоколебимых принципов и верности долгу, однако даже ему было трудно понять, какие обязательства накладывает на человека принадлежность к аристократии Паро, особенно — к королевской фамилии. В далеком прошлом, когда любая попытка неповиновения, а тем более предательства воспринималась крайне серьезно, династия выработала нерушимое правило, в согласии с которым угроза или оскорбление в адрес члена правящей семьи автоматически влекли за собой ритуальный поединок. Предки Кейси вознесли понятия личного достоинства и чести до таких высот, что должны были править… либо умереть. Основные жизненные ценности — долг, честь и семья — могли показаться надуманными, навязанными, но они были присущи принцу Кейси в той же мере, что цвет его глаз.
Тем не менее Кейси гордился своей способностью сдерживать эмоции ничуть не меньше, чем предками, принципы и взгляды которых вобрал с молоком матери. Раздражающая монотонность жизни на Атике все чаще заставляла его задумываться над тем, какими умелыми воинами должны были стать пращуры, чтобы уцелеть. Самообладание, которым он так гордился, не шло ни в какое сравнение со свойственным им пренебрежением опасностью, которую сулили поединки. Мастерство, отточенное нескончаемыми дуэлями, превратило паровианцев в фанатических поклонников холодного оружия. В этой религии не было святых, только кумиры и непререкаемые авторитеты — череда людей (в их числе две женщины), готовых ударом сверкающего клинка подавить в зародыше любую угрозу.
Лэннет тоже был воином, но воином профессиональным. Для него единственной причиной сражаться было достижение целей, которые ставила перед собой империя. Кейси оставалось лишь сожалеть о том, что Лэннет, по всей видимости, попросту не способен понять паровианцев, которые брались за оружие только для того, чтобы отстаивать личное достоинство. Схватка могла считаться выигранной лишь после того, как победитель отомстил за свою поруганную или затронутую честь.
Кейси вздохнул, понимая, что ему не удастся заставить Лэннета позавидовать остроте жизнеощущения, ведомой только людям, само существование которых день за днем подвергается смертельному риску.
В небе сгущались тучи, и затянувшееся молчание казалось особенно тягостным. Лэннет подумал, что их спор, ставший почти традиционным, сегодня развивается дольше обычного. Заканчивалась вторая неделя похода по девственным угодьям императорского Заказника. Чтобы составить маршрут и получить всевозможные разрешения, потребовался целый год. Лэннету казалось забавным, что на протяжении этого времени ни он, ни его спутник не упоминали об истинных причинах, которые привели сюда Кейси. Принц стремился наполнить свою жизнь событиями, воспоминания о которых грели бы его душу и производили впечатление на окружающих. Политика строится на личных взаимоотношениях, и хотя ни Лэннет, ни Кейси не обмолвились об этом ни словом, они оба надеялись, что их дружба послужит ярким тому примером. |