|
Не прошло и года, как он поправил дела семейства настолько, что о голоде забыли. Хиёси нагружали мелкой работой по хозяйству, и трудиться ему надлежало с утра до ночи. Если он отлынивал или шалил, тяжелая рука Тикуами повсюду настигала его. Хиёси возненавидел новые порядки в семье. Работа его не страшила, но ему хотелось хотя бы на мгновение ускользнуть от пристального взгляда отчима. Каждый день, невзирая на множество дел, Тикуами позволял себе короткий послеобеденный отдых, а Хиёси тут же исчезал из дому. Счастье длилось недолго — издалека вырастала фигура Тикуами и слышался его голос:
— Обезьяна! Куда подевалась наша обезьяна? Хиёси мгновенно прятался в высоких зарослях проса. Иногда Тикуами надоедало искать мальчика, и он поворачивал назад. Хиёси выскакивал из укрытия с победным кличем, каждый раз забывая, что вечером не получит ужина и будет наказан. Он забывал обо всем на свете, увлекшись играми. Сегодня Тикуами раздраженно рыскал по полям: — Куда запропастился этот дьяволенок? Хиёси взобрался на высокий берег реки. Тикуами, поднявшись на берег, обнаружил там Офуку, стоящего в полном одиночестве. Офуку, единственный из мальчишек, носил одежду и летом. Он никогда не купался и не ел красных лягушек. — Ты из посудной лавки? Не видел, куда спряталась наша обезьяна? — спросил Тикуами. — Не знаю, — ответил Офуку. — Если ты соврал, я пойду к твоему отцу и пожалуюсь, — припугнул его Тикуами. Трусливый Офуку побледнел. — Он вон там прячется. — Он указал на маленькое суденышко у берега. Увидев приближающегося отчима, Хиёси выскочил из лодки, как крошечный водяной. Тикуами рывком сшиб мальчика с ног. Хиёси разбил губы о камень, изо рта хлынула кровь. — Ай, больно! — Поделом тебе! — Извините меня! Залепив Хиёси оплеух, Тикуами схватил его за руку и поволок домой. Тикуами называл пасынка не иначе как обезьяной, но относился к нему неплохо. Желая поскорее выбраться из нищеты, он держался с домашними строго и надеялся вдобавок исправить характер Хиёси даже силой, если понадобится. — Тебе уже девять лет, а ты бездельник непутевый! — прикрикнул Тикуами. Дома он еще несколько раз ударил мальчика кулаком. Мать Хиёси попыталась было защитить сына. — Нечего с ним нежничать! — огрызнулся Тикуами. Он ударил Хиёси еще раз, когда Онака заплакала. — Чего слезы льешь? Я бью эту дрянную обезьяну, желая ей добра. Одни неприятности от него! Поначалу Хиёси, когда отчим занимался рукоприкладством, закрывал лицо руками и просил прощения. Теперь он плакал в три ручья, как полоумный в истерике, и выкрикивал бранные слова: — За что? Скажи! Неизвестно откуда взялся и прикидываешься тут отцом! Задираешь нас, а вот мой настоящий отец… — Как ты смеешь? — Мать бледнела, вздыхала и подносила руку к губам. — Сопляк! Нашелся умник! — гремел Тикуами, впадая в неистовый гнев. Он запирал Хиёси в амбаре и запрещал жене кормить его. До самой темноты вопли Хиёси оглашали дом. — Выпусти меня! Дурак! Болван! Ты что, оглох? Дождешься, что я сожгу здесь все дотла! Он выл по-собачьи, но к полуночи засыпал. Однажды Хиёси услышал чей-то голос у самого уха: — Хиёси! Хиёси! Ему снился покойный отец. Спросонья он воскликнул: «Отец!» Потом различил во мраке фигуру матери. Онака тайком принесла немного еды: — Поешь и успокойся. А утром я попрошу у отца прощения за тебя. Он покачал головой и ухватился за материнский рукав: — Ложь! Он мне не отец. Мой отец умер! — Почему ты постоянно твердишь такие глупости? Почему не хочешь вести себя хорошо? Сколько я умоляла тебя слушаться отца! — Каждый разговор с сыном был для Онаки как острый нож, но Хиёси не понимал, почему мать вдруг начинала судорожно рыдать. |
