Я услышал шелест шепотков: «Припадочный». Отметил: меня заметили. Все, кто находился сейчас в классе. Даже Света Зотова пробежалась по моему лицу оценивающим взглядом (будто прикидывала: стоит ли брать такую игрушку или лучше вернуть её обратно в чулан). Вот только я этому событию не обрадовался (да и не расстроился). Потому что всё ещё не представлял себя вовлечённым в общественную жизнь и интриги четвероклассников.
Я не взял театральную паузу (хотя мелькнула такая мысль). Поправил на плече лямку, поспешил к Каховской. Переступил через чью-то выставленную ногу (в следующий раз обязательно на неё наступлю). Улыбнулся следившей за моим «торжественным шествием» классной — учительница нервно дёрнула щекой. Прочёл в её взгляде настороженность: женщину явно уже оповестили, кто такой Миша Иванов (Припадочный) и какие могут быть из-за него проблемы. Подумал: «Да разве ж это проблемы? Ей бы сюда нескольких одноклассников моего старшего сына — тех, что дышали клеем. Или парней из класса моего младшего — тех, что угробили себе психику компьютерными играми. Миша Иванов показался бы ей идеальным учеником».
Зоя Каховская сдвинула свой стул ближе к окну, предложила мне присесть около прохода. Я не возражал. Бросил на парту сумку — рядом со стопкой потрёпанных учебников (ради них я сумку сегодня и взял), поправил съехавший набок узел пионерского галстука. Зоин выбор парты не одобрил, но и не раскритиковал (хотя раньше рядом с учительским столом не сидел). Но мысленно похвалил девочку за храбрость: Каховская не побоялась «засветиться» рядом с Припадочным (хотя наверняка уже представляла, как на её поступок отреагирует та же Света Зотова). Не удержался — показал Зотовой язык (в моём репертуаре подобных чудачеств не было — похоже, что я воскресил один из жестов Миши Иванова). Света ошарашенно выпучила глаза.
А я уселся на старенький деревянный стул (помнил такие — ёрзать на них опасно: в штаны впивались занозы). Отметил, что поступок Каховской вызвал у некоторых учеников (в основном, у девочек) ехидные улыбки, породил удивлённые шепотки. Но ни я, ни Зоя на поведение детей внимания не обратили. Каховская не замечала реакцию одноклассников демонстративно — разглядывала обложки учебников. А меня совершенно не интересовало мнение десятилетних детишек. Мои мысли сейчас были вне этого класса — там, в учительской, где мой отец беседовал с коллегами (я сомневался, что он будет сегодня вести «Урок мира»). На линейке я его пару раз всё же увидел (мельком, когда школьники дружной гурьбой топали к входу в школу).
Я подсчитал (теперь уже свои) учебники. Обменялся короткими фразами с Зоей Каховской. Бросил взгляд за окно — оценил вид (трава, кусты, небо). Бегло просмотрел подтёртые надписи на парте — узнал об интересах современных школьников (ни одного слова из трёх букв не обнаружил — не увидел даже «мир» или «май»). Отсутствие «мая» меня насторожило (голос Юрия Шатунова тут же затянул в моей голове песню о «белых розах»). Прикинул, когда образовалась группа «Ласковый май». Дату её основания не выудил из памяти. Но не припомнил, чтобы мне о ней говорили Вовчик или Зоя. А это значило, что нынешняя молодёжь ещё не слышала о том, что сделали «снег и мороз» с «беззащитными шипами белых роз». |