— Я и не собирался здесь курить, — сказал он. — С чего ты так решила?

Он вынул изо рта сигарету, показал её своей дочери. Обижено скривил губы. Уронил на стол зажигалку.

— Если она тебя раздражает, могу её вообще убрать, — заявил Каховский.

Он бросил сигарету на подоконник — та приземлилась рядом с хрустальной туфелькой, выронила на белую поверхность пару крупинок табака. Оконное стекло вздрогнуло от порыва ветра. Мне почудилось, что подвеска с денежным деревом слегка покачнулась.

— Вот и всё, — сказал Юрий Фёдорович. — Довольна?

Зоя промолчала.

Каховский вздохнул, покачал головой, взглянул на меня.

— А у тебя, зятёк, как я слышал, — сказал он, — снова случился припадок.

Я почувствовал, как вздрогнула под столом Зоина коленка, что прижималась к моему бедру. Взглянул на сидешую рядом со мной девочку. Каховская замерла, не донесла до рта очередную дольку мандарина. Посмотрела мне в глаза, помотала головой.

— Это не я! — пробормотала Каховская. — Честное пионерское! Я ему ничего не говорила!

Юрий Фёдорович заметил реакцию дочери. Усмехнулся. Стрельнул взглядом в пачку сигарет (будто переглянулся с верблюдом). Отодвинулся от окна. Скрестил руки на груди.

— Я сегодня поговорил с Лукиным, — заявил он. — Фрол Прокопьевич рассказал, что вчера познакомился с твоей мамой и с Витькой Солнцевым. Хорошо о них отозвался. Особенно о Надежде Сергеевне. Заявил, что будь он на три десятка лет моложе, обязательно бы стал твоим отчимом — оставил бы Витьку с носом. А ещё генерал сказал, что ты вчера свалился без чувств.

Каховский выдержал паузу.

— Кто на этот раз? — спросил он. — Солнцев-младший? Как там его… Павел?

Зоя выронила мандарин. Тот при падении развалился на дольки — одна долька замерла в паре сантиметров от края столешницы. Девочка нахмурилась, выпрямила спину, насторожилась.

— С Пашей ничего не случится, — сказал я.

Смотрел при этом не на Каховскую — повернулся к её отцу.

Сказал:

— Я вчера не видел его смерть. Вчера… было что-то другое.

Мне почудилось, что снова я уловил в воздухе запах розовых лепестков. Тот даже на мгновение затмил аромат мандариновых корок. За моей спиной отчаянно затрезвонила крышка чайника; зашипела брызнувшая на огонь вода. Зоя рванула к плите, перекрыла газ. И вдруг вскрикнула — подула на пальцы, прижала их к мочке уха.

Юрий Фёдорович проигнорировал трагедию дочери. Он вскинул брови. Не сводил с меня глаз.

— Что-то другое — это что? — спросил Каховский.

Я пожал плечами.

— Пашки Солнцева вчера в моём видении вообще не было…

Я отогнал воспоминания о запахах духов и экскрементов, о криках умиравшего от ударов кинжалом человека, о яркой густой крови на клинке и на моих руках. Смотрел, как Зоя наполняла кипятком чашки — над теми заклубился похожий на дымок пар. Вкратце пересказал Каховскому сценку, за которой наблюдал вчера в своём «видении». Поведал, что во время того странного «приступа» снова умер человек.