И кого же я убил?
— Трех генералов, — все так же невозмутимо ответил пожилой следователь.
Глаза Берлина вылезли из орбит. Он судорожно сглотнул слюну и, выдавив из себя улыбку, сказал:
— Ого! Не многовато ли для одного честного, безобидного бизнесмена?
На эту реплику седовласый ничего не ответил. Правильно оценив его молчание, Берлин мгновенно посерьезнел.
— И у вас есть твердые основания подозревать меня в этом? — спросил он, стараясь говорить спокойно.
— Твердее не бывает, — кивнул седовласый. — Так что собирайтесь. — Затем он обернулся к своим спутникам и сказал:. — Приступайте к обыску.
Берлину, таким образом, не осталось ничего иного, как смириться со своей судьбой. Поняв это, он больше не возражал и не спорил.
4
Уже к первому допросу Берлин успел окончательно взять себя в руки и теперь выглядел настоящим и стопроцентным воплощением непоколебимости, принципиальности, чувства собственного достоинства и всего того, что могло понадобиться достойному человеку, попавшему в затруднительную ситуацию.
Берлин сидел на стуле, глядя прямо перед собой, царственно выпрямив спину и положив правую руку на столешницу. («Ни дать ни взять — плененный Цезарь на допросе у дикарей», — подумал, разглядывая его, пожилой следователь.)
Ночью бизнесмен заявил, что «чертовски устал» и что не намерен («да и не способен», — быстро добавил он) отвечать на вопросы следователя, пока хорошенько не выспится. Пожилой следователь дал ему такую возможность. Однако в восемь часов утра Берлина подняли с нар и привезли в этот кабинет.
Пожилой следователь откинул со лба прядь потных седых волос, затем, вынув изо рта сигарету и стряхнув пепел в круглую железную пепельницу, стоящую на столе, сказал:
— Борис Григорьевич, вы являетесь одним из главных акционеров нефтяной компании «СНК»…
— Являются вампиры и вурдалаки, — агрессивно перебил его Берлин. — А я — просто акционер.
— Положим, что так, — мягко согласился следователь. — В вашем кабинете было найдено радиоустройство, связанное с…
— Я ничего не знаю ни про какое устройство, — немедленно парировал Берлин.
Пожилой следователь посмотрел на него с сожалением.
— Вы избрали неправильную тактику, Борис Григорьевич, — грустно сказал он. — Вы, вероятно, надеетесь спровоцировать меня на хамство и грубость? Поверьте, это ни к чему не приведет. У биты слишком важные и влиятельные люди. Это не какие-нибудь бизнесмены, все трое — представители закона в нашей стране. Понимаете? Закона! — Следователь позволил себе чуть-чуть повысить голос. — И если мы сообщим прессе все известные нам факты — пресса… та самая пресса, которая встает на вашу защиту при каждом удобном и неудобном случае… так вот, эта самая пресса попросту размажет вас по стенке. И ни один… слышите, ни один журналист не встанет на вашу защиту, какими бы байками о суровом обхождении вы его ни потчевали.
Пожилой следователь глубоко затянулся сигаретой, выпустил целую тучу сизого дыма и вновь стряхнул пепел.
— Итак, — продолжил он, — в вашем кабинете, расположенном в Большом Колпачном переулке, нами было найдено радиоустройство. Оно оказалось связано с рацией, которую мы нашли в кармане человека, осуществившего покушение. Что вы об этом скажете?
Берлин нервно пожал плечами:
— Я же говорю: ничего об этом не знаю.
Следователь откинулся на спинку стула и с любопытством посмотрел на бизнесмена. |