— Могу, хотя, конечно, не оратор. — В голосе человека сквозь присвистывания слышны и очень молодые нотки. И не ощущается желания обсуждать своё увечьё. — Сладкий виноград, спасибо. — Собеседник неспешно лакомится, а Гошка подносит к глазам захваченный с собой восьмикратник. Паруса удаляющейся шхуны, дымок парохода, труба которого только что появилась из-за горизонта. Оживлённо нынче на море.

— Я сигнальщиком служил, — не теряет он надежды обменяться с этим молчуном хотя бы парой слов, — ракурс отсюда непривычный, низко. А вообще-то нездешний, на другой планете родился.

— Пришелец, значит. И как тебе у нас? — парень не обрывает разговор, но поддерживает его скорее формально, из вежливости, давая возможность говорить собеседнику.

— Интересно, но необычно, — еще одна ягодка кладётся в рот. Но пауза продолжается, и приходится самому её заполнять. — А ты бывал здесь раньше?

— Давно.

Вот так. Коротко и, как-то, ни о чём.

— А Санькину мать тебе видеть не приходилось? — это уже совсем вникуда вопрос, просто, чтобы не молчать.

— И ты видал, она её по вечерам отсюда забирает, — собеседник продолжает угощаться виноградом.

— А я думал, что это сестра. Уж очень молоденькая.

— Она и была совсем ребёнком, когда родила. Просто рано созрела, и не понять было, что ещё не взрослая.

Остатки винограда доели молча. У Гошки возникло крепкое подозрение, что мужик этот девчонке Саньке совсем не чужой. Боится испугать дочку. И к её матери не подходит по сходной причине. Он ведь действительно выглядит… неважно. И вот как тут быть? Хранить его тайну? Или… ну он же не колокол громкого боя.

Своей догадкой о личности «отдыхающего» поделился с Ри только после обеда.

— Козёл он, этот Веник. Танька его оплакивает уже пять лет, с тех пор как проводила на войну, а он подсматривает из-за кустов, — и стало ясно, что секрет увечного сохранён не будет.

— Так пугать ребёнка не хочет, и Татьяна тоже, неизвестно, как ещё его примет, — оправдывает парня Гошка.

— А вот как примет, так и примет. В четырнадцать лет дочурку ему выносила и родила, наверно неплохо к этому идиоту отнеслась тогда. Не знаю, как сейчас отнесётся. Я бы — убила.

Что-то сегодня любезная легко заводится. Не иначе, начинается для мужа пост. И вообще, день какой-то необычный. Точно! Он мужика подвёл. Нарушил человеку планы, не получится у него теперь пострадать в одиночестве. Хм. Хорошо это, или плохо? Надо же, за столько лет впервые задумался над тем, правильно ли он поступает. Похоже, это признак того, что сжился он с местными реалиями, не наблюдатель с взглядом со стороны, а один из жителей Посейдонии, подданный самой настоящей империи, которая очень ему дорога. Или сомнения в правильности сврих поступков — веха на пути взросления?

— Ри. А поскольку от дел мы с тобой отлучены, как полагаешь, не стоит ли нам поехать в те места, где сейчас на самолётиках летают? Мне бы пилотированию поучиться стоило, да и ты, кажется, нуждаешься в восстановлении навыков.

Наконец-то на лице супруги мечтательное выражение.

Эпилог

Патрулирование — занятие скучное. Море внизу, небо вокруг и приборная панель перед глазами. Монотонный звук устойчиво работающих двигателей убаюкивает. Но нельзя терять бдительности, поэтому, время от времени, приходится перебрасываться словечком со штурманом, угнездившемся за остеклением в самом носу, и с наблюдателем, оглядывающим заднюю полусферу.

Этот самолётик Трос «срисовал» с Пе-2. Правда турбовинтовые двигатели дают ему небольшой выигрыш перед прототипом в скорости и дальности полёта.