– Да, намерения. Но видишь ли, Джон, в этой стране многие люди имеют намерения, далеко не все из них благие. Мы не можем предлагать меры, контрмеры, вырабатывать политику только на основе чьих‑то намерений.
Престон собирался что‑то возразить, но Харкорт‑Смит, встав из‑за стола, что означало: беседа закончена, продолжил:
– Слушай, Джон, оставь его у меня на некоторое время. Мне надо еще подумать, кое‑что перепроверить, прежде чем решу, куда его лучше направить. Кстати, как тебе нравится работа в F‑1 (D)?
– Очень нравится, – ответил Престон, тоже вставая.
– Возможно, я смогу предложить работу, которая тебе понравится больше, – сказал Харкорт‑Смит.
Когда Престон вышел, Харкорт‑Смит еще несколько минут смотрел на дверь. Он был в раздумье.
Просто выбросить доклад, который он лично считал компрометирующим и который может когда‑нибудь стать просто опасным, было невозможно. Доклад был официально передан ему начальником отделения, на нем был регистрационный номер. Он долго и мучительно думал. Затем взял ручку с красными чернилами и что‑то написал на титульном листе доклада Престона. Он нажал звонок.
– Мейбл, – сказал он, когда его секретарша вошла, – пожалуйста, отнесите это в архив лично. Прямо сейчас.
Девушка взглянула на обложку папки. Наискосок было написано два слова «Дело закрыто», под которыми стояла подпись Харкорта‑Смита. Отчет должен был быть похоронен в архиве.
Глава 2
Лишь 4 января, в воскресенье, владельцу апартаментов в Фонтеной‑хаус удалось дозвониться по номеру, который он набирал ежечасно в течение трех суток. Разговор, когда он состоялся, был кратким. Менее чем через час, перед обедом, он ждал условленной встречи в холле отеля в Вест‑Энде.
Пришедший седовласый джентльмен шестидесяти лет был одет строго и походил на государственного чиновника, коим он в некотором роде и являлся. Он прибыл с опозданием и начал с извинений.
– Извините, ради бога, что заставил вас искать меня три дня, – сказал он. – Я холост, принял приглашение друзей провести Новый год с ними за городом. Что случилось?
Владелец апартаментов кратко и четко изложил суть дела. У него было время обдумать слова, чтобы выразить всю чудовищность происшедшего, он говорил хорошо подобранными фразами. По мере его рассказа лицо собеседника становилось все более и более мрачным.
– Вы совершенно правы, – сказал он наконец. – Это очень серьезно. Вы звонили в полицию, когда вернулись вечером в четверг или после этого?
– Нет, я решил поговорить с вами.
– Жаль, но сейчас все равно уже поздно. Экспертиза установит, что сейф был взломан три‑четыре дня тому назад. Это трудно объяснить, впрочем…
– Впрочем, что? – с нетерпением спросил владелец апартаментов.
– Впрочем, вы можете сказать, что зеркало было на месте, в квартире был идеальный порядок, вы прожили в ней три дня и не заметили, что вас обокрали.
– Маловероятно, – отозвался владелец апартаментов, – ковер был загнут. Мерзавец, должно быть, прошел вдоль стены, чтобы не задеть сигнальной пластины.
– Да, – в раздумье проговорил джентльмен, – вряд ли полиция поверит, что взломщик был столь аккуратным, что не только повесил на место зеркало, но и разложил ковер. Такая версия не пойдет. Боюсь, что не удастся внушить им, будто вы провели все три дня где‑то в другом месте.
– Но где? Меня бы видели. А меня никто не видел. Клуб? Отель? Там нужно зарегистрироваться.
– Вот именно, – подтвердил старый джентльмен. – К счастью это или к несчастью, но выбор сделан. Слишком поздно сообщать полиции. |