– Ты что, уже приложился, Павел Петрович?

– Может быть, и да, – послышался хриплый голос в трубке, – может быть, человеку необходимо несколько граммов, может быть, у человека проблемы.

Карпов понял, что дело серьезное, но шутливым тоном произнес:

– Все в порядке, старец, где ты?

– Ты знаешь мой дом?

– Конечно, ты хочешь, чтобы я приехал?

– Да, буду очень благодарен, – ответил Борисов, – Когда ты сможешь?

– Скажем, около шести, – предложил Карпов.

– Я приготовлю бутылку перцовки, – сказал Борисов и повесил трубку.

– Только не для меня, – вслед гудкам пробормотал Карпов.

В отличие от большинства русских, Карпов почти не пил, а когда пил, то предпочитал глоток‑другой армянского коньяка или шотландского виски, который ему специально присылали из Лондона. Водку он считал отравой, а перцовку и того хуже.

«Вечер в Переделкино летит к черту», – подумал он и позвонил предупредить Людмилу, что не приедет. Он не заикнулся о Борисове, а только сказал, что не сможет рано освободиться, и будет дома, на московской квартире, около полуночи. Он был обеспокоен странным состоянием Борисова; они проработали достаточно долго вместе, хорошо знали друг друга, сегодняшнее поведение человека, обычно мягкого и флегматичного, встревожило Карпова.

В тот воскресный день самолет Аэрофлота прибыл из Москвы в Лондон после пяти часов.

Как и в других экипажах Аэрофлота, в этом тоже был человек, работавший сразу на двух хозяев: на советскую государственную авиакомпанию и на КГБ. Первый пилот Романов не был в штате КГБ, а был всего лишь осведомителем, информируя спецслужбу о поведении своих товарищей и время от времени выполняя кое‑какие поручения.

Экипаж посадил самолет, передав на ночь его на попечение наземных служб. На следующий день он полетит обратно в Москву. Летчики прошли обычный досмотр, таможенники бегло проверили содержимое их сумок и пакетов. У некоторых были переносные радиоприемники, потому никто не обратил внимания на приемник «Сони», висевший на ремне через плечо у Романова. Выезжающие за рубеж, несмотря на малое количество выделяемой валюты, старались привезти домой кто магнитофон, радиоприемник с кассетами, кто хорошие духи жене в подарок.

Пройдя все въездные формальности, экипаж на микроавтобусе отправился в Грин Парк Отель – гостиницу, которая обслуживает летчиков Аэрофлота. Человек, вручивший Романову радиоприемник в Москве за три часа до вылета, очевидно, очень хорошо знал, что экипажи Аэрофлота в Хитроу проверяют формально. Британская контрразведка считает, что хотя она и рискует, проверяя экипажи спустя рукава, но риск этот не стоит тех затрат, которые требуются для осуществления полномасштабного контроля каждого из прибывших.

В номере Романов с любопытством осмотрел радиоприемник, положил его в «дипломат» и спустился в бар, где присоединился к остальным членам экипажа. Он знал, что необходимо сделать следующим утром после завтрака. Он выполнит все, что требуется, а затем забудет об этом. Но он не знал, что по возвращении в Москву будет немедленно отправлен в карантин.

Около шести часов вечера машина Карпова с хрустом катилась по заснеженной дорожке, он мысленно проклинал Борисова за то, что тот решил провести выходные дни на своей даче, в этом богом забытом месте.

Все на службе знали, что Борисов был в своем роде уникум. В обществе, которое рассматривает индивидуализм и эксцентричность, как отклонение от нормы и нечто подозрительное, Борисов избежал таких подозрений, поскольку был асом своего дела. Он работал в тайной разведке с мальчишеских лет, его успехи вошли в легенды, стали хрестоматийными.

Проехав с полкилометра, Карпов различил вдали огни дома, где коротал выходные Борисов.