Не дожидаясь ответа, Крыга отворил дверь и вошел.
К его удивлению, сосед поднялся с изменившимся выражением лица, немного сконфуженного, но улыбающегося той улыбкой, когда человек знает, что ему скажут, Крыга, притворив дверь, сказал:
— Вы, пожалуйста, извините, но я подумал, что с вами случилось бог знает что… Я прямо не в состоянии был сидеть в комнате. Что такое? Меня зовут Крыга.
— Пафнутьев, — сказал молодой человек, — у меня бессонница, я в дезабилье, прошу извинить.
— Мне показалось… — взволнованно начал Крыга, пристально, с немного жутким чувством смотря на Пафнутьева, — что это самое… вы… расстроены, вероятно?
Пафнутьев покорно и виновато улыбнулся, отводя взгляд. Сидел он, согнувшись, в такой позе, как если бы был разбит параличом, но не желал показывать этого.
— Вот не знаю. Не передашь. В этой сирене какое-то заразительное отчаяние.
Наступило молчание. Маленький растрепанный человек сидел перед Крыгой и улыбался.
— Вы откуда?
— Из Рязани, — сказал Пафнутьев, — я здесь три месяца.
— Учитесь?
— Да. Студент.
— А знакомые у вас есть?
— Нет.
— Как нет? — удивился Крыга. — Чтоб в Петербурге не завелись знакомые?
— Да нет же! — упрямо и сердито повторил Пафнутьев. — Нет никого. Я людей боюсь, — с неловкой искренностью прибавил он, — так вот сжимаешься, сжимаешься, да нет-нет, кто-нибудь и уязвит, и тогда одно отвращение.
— А родственники есть?
— Нет.
— Совсем нет?
— Совсем нет, — весело улыбаясь, подтвердил Пафнутьев.
— Вам надо лечиться, — серьезно сказал Крыга, — что же это, ведь пропадете так?
— Пропаду, — вдруг зло и глухо бросил Пафнутьев; вскочив, он быстро забегал по комнате, шлепая босыми ногами. — Да, нервы расстроены, денег нет! И черт их дери, пропаду, так пропаду… А зачем жить? Скучно, холодно… Холодно, — остановившись и подергивая, как от озноба, плечами, повторил он. — Да вы идите, вам спать нужно, я уж не закричу.
— Ах, милый, — сказал Крыга, — слушайте, я вам валерьянки дам. Хотите? Уснуть-то ведь нужно.
— Не надо мне валерьянки, — сказал Пафнутьев, забегал, суетясь руками по незастегнутому вороту рубашки, остановился и, посмотрев рассеянно на Крыгу, прибавил: — Валерьянки?.. А дайте, отлично.
Крыга, торопясь, вышел, плотно закрыв дверь. В полутьме коридора разбуженные криком и разговором жильцы высунулись из дверей, притаив дыхание; видны были только заспанные, обеспокоенные лица и руки, придерживающие дверь.
— Что там? — шепотом спросила курсистка с усиками.
— Да маленькое приключение, — сказал Крыга, — так, городская мелочь, шелуха жизни; человек пропадает — только и всего.
Курсистка сделала озабоченное, недоумевающее лицо.
— Что с ним, припадок?
— Нет, насморк. Я ему валерьянки дам.
Когда Крыга вошел снова, Пафнутьев, кутаясь в одеяло, сказал:
— Черт его знает, еще погонят отсюда.
— Зачем? — сказал Крыга. |