— Я измучен, — обратился он к блондинке, — и нуждаюсь в утешении. Поставьте пластинку, Кирстен, и скажите, что вы не будете заняты в тот вечер, когда с меня наконец снимут эти гипсовые штаны.
— Прошу прощения? — Девушка нахмурилась.
— Роль Хокшо в инвалидном кресле меня истощает. Как насчет Майкрофта Холмса?
— Я не понимать, мистер Квин…
— Не важно, Кирстен. Научите меня вашему родному языку, а то я знаю только пару слов. Постараюсь не позволить вашей нордической красоте перевозбудить меня. Могу я взять вас за руку?
Сестра одарила его ослепительной улыбкой:
— По-моему, вы шутить, мистер Квин. Но это приятный шутка.
— Очень приятный. Передайте мне телефон.
В то ноябрьское утро, когда процесс возобновился, атмосфера в зале суда заметно изменилась. На месте свидетелей не ждали банкиров, послов, епископов и промышленных магнатов. Роберт О'Брайен поднялся, излучая уверенность. По залу пронеслось нечто вроде шепота, достигшего ушей судьи, который сразу встрепенулся. Он состарился на службе правосудию, и у него развилось шестое чувство, тут же прогнавшее сонливость и заставившее его выпрямиться во вращающемся кресле.
Боб О'Брайен был крепким ирландцем лет сорока с небольшим, с мальчишеским лицом. Он специализировался на делах, кажущихся безнадежными, и выигрывал их с завидным постоянством. Семейный человек, окончивший Гарвард, отлично знающий историю и античных авторов, он по воскресеньям занимался живописью, летом — археологией, а в остальное время наводил ужас в зале суда. Только что он добился оправдания обвиняемого в убийстве, не имеющего ни гроша в кармане, после того, как три состава присяжных не смогли прийти к единогласному решению. Его успешная защита иммигрантов, назначенных к депортации, заработала ему в либеральных кругах прозвище «новый Дэрроу», однако когда он отстаивал право ребенка-инвалида на доставку в приходскую школу за счет общественных фондов, то утратил значительную часть голосов в свою поддержку.
— Вызываю Эштона Маккелла, — объявил Боб О'Брайен под аккомпанемент бормотания зала.
Маккелл с высоко поднятой головой занял свидетельское место, как будто это было кресло председателя на международном съезде грузоотправителей, и произнес присягу таким тоном, словно принимал духовный сан.
— Назовите ваше полное имя.
— Филип Корнелиус Эштон Маккелл.
— Вы когда-нибудь использовали другое имя?
— Да.
Окружной прокурор де Анджелус вздрогнул, словно его ударило током.
— Какое имя?
— Доктор Стоун.
Окружной прокурор тряхнул головой, как будто выталкивал что-то из уха.
— Вы использовали его как псевдоним?
— Нет.
— Пожалуйста, объясните, мистер Маккелл, с какой целью вы это делали.
— Имя подразумевало совершенно другую личность. Чтобы стать доктором Стоуном, я гримировался и надевал одежду, которую не носил в других обстоятельствах. Я также использовал пенсне с простыми стеклами, так как у меня хорошее зрение, носил трость и черный докторский саквояж.
— Все это в качестве доктора Стоуна?
— Да.
Боб О'Брайен полез под свой стол и достал черный саквояж.
— Вы говорили об этом саквояже, мистер Маккелл?
— Да.
— Будьте любезны, откройте его и продемонстрируйте нам содержимое.
Эштон повиновался.
— Это клей для бороды, это фальшивые седые волосы, это…
— Иными словами, мистер Маккелл, саквояж содержит материалы для маскировки?
— Да, кроме одежды и трости. |