Пираты были оснащены не слишком хорошо, только стрелковым оружием, но нападали внезапно и так же внезапно отскакивали. Поэтому об их полном уничтожении можно было только мечтать. Эйзенштольц даже не ставил такой задачи – приказал беречь личный состав. И довольно долго у него не было ни одной «невосполнимой потери», то есть, проще говоря, трупа. А когда на исходе июля пираты все-таки ухлопали капрала из караульной роты, генерал поднял бригаду в ружье и устроил такую гонку за «гребанными ниггерами» по окрестным населенным пунктам, что местное население навсегда зареклось помогать пиратам.
И после этого Эйзенштольца за глаза стали звать «батя».
Окончательно своим он стал после того, как почта принесла пухлый пакет бумаг от жены. В нем оказалось душевное письмо, в котором супруга беспокоилась о его здоровье, рассказывала о последних новостях, а также сообщала, что ей нужен не герой в далекой Африке, а нормальный мужчина, который проводит с ней свободное время и учит сына запускать воздушного змея. Основное содержимое конверта составляли бракоразводные документы. Генерал-лейтенант в тот вечер в первый и последний раз надрался до поросячьего визга, но парадоксальным образом именно это событие показало, что единственная семья Эйзенштольца – это его бригада.
С офицерами он жил душа в душу, иногда допускал даже обсуждение собственных приказов (в меру и не в боевых условиях). Да и к солдатам относился по-человечески, помня, как сам тянул лямку в молодости.
Все было хорошо.
Вот только реклама отравляла жизнь. Из Вашингтона каждую неделю приходили циркуляры с уточнениями – какие логотипы и где следует размещать. Еще до назначения Эйзенштольца при бригаде обосновалась команда тележурналистов, в задачу которых входило освещение боевых действий. Вернее, не столько самих боевых действий, сколько рекламных нашлепок на оружии и обмундировании. С журналюгами генерал сначала разругался в дым, но потом посмотрел, как они работают – и немного остыл. Парни лезли в самое пекло, работали под огнем и, похоже, боялись только одного – низкого рейтинга. А когда они устроили небольшую вечеринку в честь Эйзенштольца, отношения потеплели до уровня: «Черт с ними, пусть снимают, что хотят».
Но однажды именно из-за телевизионщиков произошло событие, которое изменило судьбу генерала.
*
В один прекрасный день транспортный самолет ВВС США доставил целую толпу мужиков с телеоборудованием. Эта толпа мигом всосала в себя репортеров, которые работали с бригадой до этого, заняла одну из казарм и превратила жизнь Эйзенштольца в непрерывный кошмар.
Они лезли под руку, торчали на совещаниях, в казармах, столовых, донимали солдат во время отдыха, а самое ужасное – мешали боевой работе. Стоило подняться стрельбе, как телевизионщики, истекая слюнями от предвкушения «хорошей картинки», облепляли каждый куст.
И снимали, снимали, снимали. Называлось все это «Реалити-шоу „Война“». Эйзенштольц изощренно матерился, как только выходил из кадра, но помешать этому беспределу не мог. Мешал личный приказ министра обороны о всяческом содействии телевидения. Как только генерал пытался навести хоть какой-то порядок (например, вытурить телеоператора из солдатского нужника), телевизионщики жаловались в Пентагон. Эйзенштольц получал разгон и втык, а также полуторачасовую лекцию о субординации и интересах армии. Разгоны и втыки генерал вытерпеть мог, но лекции лишали его сил и душевного спокойствия. |