Изменить размер шрифта - +
Для скотницы фон Нейланда он был чем-то вроде господина. А вот для сестры корчмаря – голодранцем, и с этим приходилось считаться. Красивая скотница позволила уговорить себя, а далеко не такая красивая Матильда – нет.

– Ну и черт с тобой, – думал Кнаге, глядя с холма, как Матильда с ведерком спешит к большому хлеву фон Нейланда, где по уговору берет молоко.

На холме он, укрывшись в кустах, черкал углем по холсту, чтобы к моменту, когда можно будет приступить к копиям, хоть что-то было сделано. Вспоминая скотницу, он улыбался: девка оказалась горячей и умела кое-что такое, что городским потаскушкам даже не снилось.

В чуланчике, ворочаясь и устраиваясь поудобнее, он опять вспомнил те проказы и с вспоминанием уснул.

Сон был удивительно правдоподобным – Кнаге прямо-таки ощущал жар, идущий от молодого тела. В какой-то миг жар сделался опасным – к нему прибавилась тяжесть. Кнаге проснулся и понял, что он в чуланчике не один.

– Молчи, во имя Господа… – прошептал женский голос. – Молчи, умоляю тебя…

Кнаге при всем желании не смог бы ничего сказать, разве что прохрипеть: у него от ужаса и неожиданности пересохло горло.

– Ты славный парень, ты ведь не откажешь мне в маленькой просьбе? – шептала женщина. – В совсем маленькой просьбе, это ведь тебе ничего не будет стоить, почти ничего… Только молчи… Я закрыла дверцу, но все равно молчи…

Вдруг до Кнаге дошло: она говорит по-немецки. И говорит без труда. Выходит, это либо почтенная фрейлен фон Нейланд, либо Анна-Маргарита фон Боссе, либо красавица Мария-Сусанна. В чулане было так темно, шепот так искажал голос, что Кнаге не сразу нашел способ опознать женщину. А способ меж тем был – и простейший.

Фрейлен фон Нейланд была худощава, фигуру такого качества художник сравнил бы с хорошо оструганной доской. Фрау фон Боссе, напротив, была пухленькой. И Мария-Сусанна – как раз такая, чтобы позировать для танцующей Саломеи. Кнаге извернулся, протянул руку и обхватил незримую даму за талию.

– Что ты делаешь… – прошептала она. И это было совсем загадочно – если ночью женщина ложится рядом с мужчиной, то она скорее должна была бы спросить: отчего ты бездействуешь?

С талией случилась неувязка – дама явилась в тесно зашнурованном корсете, который даже Анне-Маргарите придавал девичью стройность.

– Простите, фрау… – шепотом ответил Кнаге. – Тут так мало места… Чем могу вам служить?

– О, это совсем маленькая услуга, совсем крошечная. Для такого мастера, как ты, это даже не услуга – это шалость…

– Ого… – выдохнул Кнаге.

Теперь ему было смертельно любопытно, кому из дам среди ночи понадобилась шалость. Талии в корсетах у всех были одинаковы, но грудь…

– Ах! – вскрикнула гостья.

Теперь Кнаге знал точно – это Анна-Маргарита.

– Пусть фрау молчит, ради бога, – призвал он, теснее прижимая к себе даму.

– Ах, ах, как ты тороплив…

Но причины медлить у Кнаге не было. У дамы, как выяснилось пять минут спустя, тоже.

Некоторое время спустя объятие разомкнулось.

Кнаге, приходя в себя, усмехался тому, что дама знатного происхождения в аристократизме своем доходит до предела, занимаясь любовью в туго натянутом тяжелом платье поверх зашнурованного корсета.

– А теперь скажи – ты можешь сделать мне маленький подарочек? – спросила Анна-Маргарита.

– Я небогат, то есть чтобы сделать подарок, достойный фрау…

– Нет, тебе не придется ничего покупать.

Быстрый переход