| 
                                     На нем все еще кожаный передник, который он носит в лавке, – кожа потемнела от времени и носки, хотя почему месье Моннару так уж нужно облачаться в этот передник, когда у него не меньше трех умелых подмастерьев, которые и выполняют всю работу по полировке и заточке, мадам Моннар никак не может взять в толк, ну никак. Однако мужу положено быть хозяином в собственном доме.
 Они желают друг другу доброго вечера. Месье Моннар здоровается с дочерью, которая теперь, сидя на табурете у пианино, подбирает ноты – может, это часть какой-то известной ей мелодии, а может, и нет. Сняв парик, месье Моннар ожесточенно чешет голову. 
– Наш гость так и не появлялся? – спрашивает он. 
– Зигетта, – говорит мадам Моннар, – рассказывает о нем невероятные вещи. Она считает, что раз он из Нормандии, то не умеет говорить по-французски. 
– В Бретани, – отвечает месье Моннар, – говорят на совершенно непонятном языке. Считается, что люди научились ему от чаек. 
– А зачем он вообще приехал? – спрашивает Зигетта. – Чего ему дома не сиделось? 
– Полагаю, – отвечает отец, – хочет сделать карьеру и разбогатеть. Разве не за этим едут в Париж? 
Мари спрашивает, не пора ли подавать суп. Месье тут же интересуется, какой суп сегодня на ужин. 
– Кости, – отвечает Мари. 
– Она хочет сказать, из костей теленка, что мы ели во вторник, – объясняет мадам Моннар. – Но к ним для вкуса мы добавили много всякой всячины. 
– Например, свиные ножки, – говорит Зигетта, отчего ее мать заливисто хохочет. 
  
  
– Мы уж боялись, что вы заблудились! – приветствует гостя месье Моннар, стоя на площадке первого пролета лестницы. – Совсем заблудились. 
– Я был в Версале, месье, а потом лошадь захромала… 
– В Версале! – повторяет месье Моннар, глядя на поднимающегося к нему молодого человека, а затем провожает его в почти теплую комнату наверху. – Месье Бабетт был сегодня в Версале. 
– Баратт, месье. 
– А? 
– Я Баратт. Так меня зовут, месье. Баратт. 
Его сажают напротив Зигетты. Возникает спор, следует ли отнести жаркое назад на кухню и подождать, пока вновь прибывший съест суп. Достаточно ли суп горячий? И вообще, любит ли месье Баратт суп? 
– Ну, как там сегодня в Версале? – спрашивает месье Моннар, будто сам тоже частенько наведывается во дворец. 
– А? 
Жан-Батист подносит ко рту ложку прохладного супа и понимает, как ужасно он голоден. Будь он сейчас один, то выпил бы суп прямо из тарелки и сразу же нашел бы местечко, куда завалиться спать. Но ему следует заставить себя понравиться хозяевам. Ведь они будут составлять самый близкий круг его общения, по крайней мере в ближайшее время. И ему не хочется, чтобы его приняли за скучного грубияна, неотесанного провинциала. Не хочется, чтобы его сочли таким, каким он сам в минуты слабости считает себя. Он поднимает взгляд от тарелки. Какой большой и красный рот у этой девушки! Должно быть, ее губы блестят так ярко от жира в супе. 
– Версаль, – говорит он, повернувшись к ее отцу, – это самое странное место, какое мне доводилось видеть. 
– Очень хороший ответ, – говорит мадам Моннар, выразительно кивнув, и просит Мари налить гостю вина. – Подбрось-ка еще полено, Мари. Не припомню, чтобы в октябре было так холодно. 
Выясняется, что Моннары любят поговорить – но поговорить не так, как в его родном Белеме, где говорят продуманно и неторопливо. Еще они любят поесть – суп, жаркое, жареную камбалу, салат из свеклы, сыр, маленькие пирожные.                                                                      |