Без смущения или брезгливости запахнувшись в чужой халат, я вышел вслед за Мартой. Ванна и чай меня вполне согрели и привели в чувство. Бежать стометровку мне было рановато, но и опираться на чужое плечо уже не требовалось.

Девять лет — это девять лет. Если моя башня так и не стала мне настоящим домом, просто не успела им стать, то у Марты все было уютно и обжито. Первый этаж — изначально такой же просторный зал, как и у меня, был разгорожен на две комнаты стеллажами, заваленными самыми разными предметами — от горшков с красивыми цветами, упаковок прохладительных напитков и пива до каких-то железяк сомнительного происхождения и скомканной ношеной одежды. При этом общий бардак каким-то образом создавал ощущение уюта и комфорта. На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, лежала длинная вышитая дорожка. Такие же сельского вида коврики валялись и на полу. А еще я заметил блюдечко с молоком — похоже, где-то тут жила кошка…

— Сюда иди, — велела Марта.

Я подошел вслед за ней к двери. Марта резко распахнула ее и сказала:

— Эльблонг.

Невольно запахнув халат посильнее, я слегка отстранился от двери. За ней был вечерний город со старинными домами, булыжная мостовая, фонарики под старину, сидящие за столиками кафе люди. Дверь выходила на небольшую, полную гуляющего народа площадь.

— Очень уютно, — признал я. — Выход в центре города?

— В центре. — Марта закрыла дверь, прошла к следующей. Открыла ее со словами: — Янус.

— Понятно, — глядя в кипящую снежную круговерть, сказал я. В дверь начало ощутимо задувать. Меня передернуло при мысли о том, что я сейчас мог валяться в этом ледяном аду — закостеневший, глядя в темноту разорванными льдинками глазами. — Закрой!

Марта впервые посмотрела на меня с легким сочувствием. Закрыла дверь, буркнула себе под нос:

— Гадкая Земля, ага. Летом тоже гадкая. Знаешь, что там люди живут?

Я покачал головой:

— Мне говорили, Янус необитаем.

Марта покачала головой:

— Однажды летом я видела парус на реке. Лодка, совсем плохая. Не похожая на наши. А еще тут есть дикие… — Она задумалась, потом неуверенно сказала: — Козы. Больше всего похожи на коз. Я подстрелила одну, она все равно отстала от стада, спотыкалась и падала. У козы в заднице, — Марта похлопала себя по крепкой попе, — оказалась стрела. С костяным наконечником.

Что-то в ее голосе меня убедило. Вопреки мнению прочих функционалов я поверил, что на Янусе есть разумная жизнь. Какие-то кочующие по планете за теплом животные и следующие за ними дикари? Почему бы и нет? Идущие на границе убийственной зимы и изнуряющего лета вечные странники весны… нет, скорее — вечные странники осени, живущие теми плодами, что дает эта негостеприимная земля. Каковы они, наши братья из соседнего мира? Могли бы мы понять друг друга? Подружиться? Могли бы мы чем-то им помочь и чему-то научиться у них?

Функционалов это не интересовало…

Словно услышав мои мысли, Марта сказала:

— Я иногда думаю, что каждый мир веера населен людьми. Только не всегда мы их видим. Может быть, иногда они не хотят, чтобы мы их видели. А если нам ничего не нужно от мира, так мы ведь и не ищем…

Она подошла к третьей двери, постояла в задумчивости. Потом спросила:

— Ты бывал в Антике?

— Нет. Слышал немного.

— Смешной мир. — Она фыркнула. — Далеко не высовывайся, если выйдешь из двери — местные тебя заметят.

За третьей дверью был день. Солнечный и теплый. Дверь выходила на узкую улочку, где стояли каменные дома — не из кирпича сложенные, а именно из камня, надежно, но грубо, с узкими щелями то ли незастекленных окон, то ли бойниц, то ли вентиляционных отверстий.