Вы не должны так ехать, это очень быстро. Мне не нравится ехать так быстро. Пожалуйста, не могли бы вы остановить свою машину прямо сейчас. Я дойду обратно сам, все нормально.
Зачем вы затащили меня к себе в машину?
Когда мы остановимся на светофоре, я просто выйду.
Мы совсем не рядом с моей школой. Я не понимаю, где мы. Куда вы везете меня? Пожалуйста, можем мы остановиться? Пожалуйста, не увозите меня еще дальше.
Зачем вы хотите, чтобы я ехал с вами?
Почему вы ничего мне не говорите?
Почему мы едем в ту сторону? Мне туда не разрешают.
Пожалуйста, можем мы остановиться? Я никому не скажу, я могу сказать, что забыл, что это должен был быть мистер Форбс, или что я убежал… Да, вот, если хотите, я мог бы сказать, что я убежал. И тогда только у меня будут неприятности. У вас неприятностей не будет. Я о вас ничего не скажу. Я в любом случае не могу, ну правда, я не знаю вашего имени, и я не буду говорить про машину. Они ведь ничего не узнают. Почему бы вам так не сделать?
Пожалуйста.
Пожалуйста, сделайте так. Я не хочу с вами ехать.
Пожалуйста. Мне не нравится ехать с вами в этой машине.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Двенадцать
Откуда это? «Весна никогда не была столь весенней, цветы еще так никогда не цвели». И кто это сказал?
Карин МакКафферти вышла на стоянку Бевхэмской центральной больницы и посмотрела в серое, как крылья чайки, небо – волшебное и мягкое – и почувствовала, как прохладный ветер с востока нежно коснулся ее лица. Рядом со своей машиной она заметила маленькое голое деревце и небольшую низенькую живую ограду из боярышника. Она с изумлением всмотрелась в текстуру коры дерева и в разнообразие ее цветов. Столько оттенков коричневого и угольного, серебристого и мшисто зеленого. Боярышник был словно филигранно нарисован карандашом.
Десять минут назад она сидела с пересохшим горлом перед своим приятным рыжеволосым онкологом из Ирландии и ждала, пока та зачитывала записи и отчеты, лежавшие перед ней на столе, а потом подняла глаза, аккуратно сложила бумаги и закрыла папку. И улыбнулась.
– Вы здоровы, Карин, – сказала она. – Чисты, как стеклышко. Новых раковых клеток нет, и от старых ничего не осталось.
Она никогда не привыкнет к этому, никогда не примет эти слова как должное и не перестанет вспоминать это чувство, будто мир засиял во всем своем великолепии, когда она вышла из здания больницы навстречу дневному свету и свежему ветру. Но она и не будет злорадствовать, напоминать своему доктору, что отказалась от ортодоксального лечения в пользу естественной терапии. У них был всего один короткий ожесточенный спор, Карин тогда не отступила ни на шаг, онколог в ответ высказалась крайне резко, но потом согласилась наблюдать ее и следить за ее прогрессом. В ответ Карин согласилась, что, если рак вернется, она снова серьезно рассмотрит традиционные варианты лечения. Но пока он не вернулся.
Следовать своему собственному режиму альтернативного лечения было не самым легким выбором. Это съедало ее время и деньги и заставляло чувствовать себя очень одиноко, и для Карин стало страшным ударом, когда иглотерапевт, который лечил ее, оказался психопатом и серийным убийцей. Но сейчас, когда она смотрела на воробья, скачущего в пыли, восхищаясь каплями дождя на его крылышках и блеском в его глазах, все ужасы прошлого года отступали, оставаясь где то в другой жизни. Она была здорова. Ей не нужно будет посещать больницу еще полгода. Она здорова!
– Деннис Поттер, – сказала она вслух. Ей нравился «Поющий детектив». Деннису Поттеру не повезло. Рак убил его, но не раньше, чем он успел воспеть красоту того, что, как он знал, было его последней весной. «Никогда цветы не были цветистее».
Карин набрала на своем телефоне номер Кэт Дирбон, но попала на автоответчик. |