|
Допустим, посетителей было не так много, как можно было надеяться, хотя бы из-за того, что на Джуру вообще сложно добраться, а в эту часть острова – особенно, но тем не менее в его жизни не было той обреченности, которое я себе представлял. Правда, предчувствие смерти – и желание цепляться за жизнь – все же повлияло на выбор места; даже в те послевоенные дни, когда ядерная угроза была не столь серьезна, Оруэлл рассматривал вероятность атомного холокоста и видел в Джуре место, где шансы на выживание в случае падения бомбы будут выше, чем в большей части Британии.
Последние два года жизни Оруэлл почти целиком провел в больнице и умер в Лондоне. Глядя в окно, задаюсь вопросом, переставлял ли Оруэлл стул и письменный стол так, чтобы за работой не видеть этот притягательный, постоянно меняющийся пейзаж. Думаю, нет; он представляется мне таким писателем, таким человеком, который сохранил бы перед собой пейзаж, не позволяя себе на него отвлекаться. Да и вообще, судя по всему, к этому моменту он был уже так болен, что писал преимущественно в кровати. С Джуры возвращаемся на Айлу и проводим вечер за рассказами, смехом и слезами. Слезы – мои: Белинда приготовила чудесную лазанью, а Тоби принес большой мешок зеленого чили, чтобы ее перчить, причем оставил мешок в пределах досягаемости, так что мы, прежде чем наброситься на еду, разрывали эти маленькие злые перцы и посыпали ими лазанью (точнее, это делал только я: всем остальным хватило ума оставить лазанью, какой она была). Перцы оказались страшно острыми, а я накрошил их так много, что, клянусь, у меня позеленели пальцы. В результате получилось потрясающе вкусное блюдо, но потом наступил момент, когда я рассмеялся до слез и вытер глаза перчеными пальцами – это стало роковой ошибкой. Эффект был такой мощи, что у моих глазных яблок развилось чувство вкуса: я ощутил вкус этого зеленого цвета. Брызнули слезы, из носа потекло, я вымыл руки, утирался салфеткой и подумывал о том, чтобы промыть глаза йогуртом (капсаицин – вещество, дающее перцу остроту, растворяется в жирах, но не в воде, так что это в принципе могло бы сработать… Те, кто читал «Пособника» , уже в курсе), но в итоге решил доесть ужин, хотя из-за слез почти ничего не видел, и ждать, пока симптомы уйдут сами собой, что и произошло уже через четверть часа. Кажется, сейчас, когда все уже поняли, каким дураком я могу быть, настало время для рассказа «Вечеринка у Тоби» / «Сцена на балконе».
Рассказ «Вечеринка у Тоби» / «Сцена на балконе»
Конец августа 1987 года. Брайтон, южное побережье Англии. Всемирный конвент любителей научной фантастики. Называется «Заговор». Название казалось очень удачным, пока двум почетным гостям, братьям Аркадию и Борису Стругацким, не пришло время оформлять документы для выезда из Советского Союза для участия в конвенте, беззаботно-глуповатое название которого не оценили лишенные чувства юмора премодернисты из КГБ (или где там в те времена выдавали визы). В итоге Стругацких никуда не пустили. Другим почетным гостем позвали Дорис Лессинг , которая мужественно подменяла невыездных Стругацких на некоторых мероприятиях, где было запланировано участие. Альфред Бестер тоже не смог приехать, от чего создалось впечатление, будто над конвентом нависло какое-то проклятие (у Бестера, который написал минимум один из величайших научно-фантастических романов, вообще было железное оправдание: незадолго до событий он умер. Отписав все имущество своему бармену. Вот это класс). Но конвент тем не менее удался и привлек тысячи поклонников научной фантастики со всего мира. Они наслаждались солнечными деньками, правда, главным образом в барах и на мероприятиях в комнатах без окон, но все равно наслаждались. Я участвовал в подобном форуме, наверное, во второй или третий раз, поэтому мне все нравилось. Тоби был моим редактором и отвечал за привлекающую толпы народу сатрапию под названием «Футура», входившую в обширные владения Императора Боба Максвелла. |
