– Прошу прощения, но я, видимо, плохо расслышал…

– Я, как это определил доктор Сандерс, ясновидящий, – сказал Пенник, не отводя глаз от своего собеседника. – Доктор Сандерс проинформировал меня, что вы будете вести это дело.

Мастерс покачал головой.

– Этот вопрос еще не решен. Я мало знаю обо всей этой истории. Однако, – сказал он голосом, пробуждающим доверие, – если бы вы захотели поделиться со мной своими взглядами на это дело, это, разумеется, помогло бы мне. Садитесь, пожалуйста. Чего вы выпьете?

Сандерс, который был хорошо знаком со старшим инспектором, знал, что когда последний одевал на себя маску чрезмерной любезности, его следовало остерегаться, как кобры.

– Благодарю вас, – сказал Пенник. – Я никогда не пью. И не потому, что у меня какие-то особые причины, просто алкоголь плохо действует на мой желудок.

– Много людей лучше всего помогли бы себе, если бы не пили – заметил Мастерс, с довольным видом глядя на свою кружку. – Возвращаясь к предыдущей теме, видите ли, дело в том, что не существует никакого дела. Если мы поднимем большой шум, а потом окажется, что Констебль умер естественной смертью, то мы доставим себе массу неприятностей…

Пенник слегка поморщился, бросив на Сандерса дружелюбный, но удивленный взгляд. И снова Сандерсу пришло в голову сравнение с деревом манго, это ощущение не было особенно приятным.

– Я вижу, доктор Сандерс немного рассказал вам об этом деле, – проговорил Пенник. – Разумеется, Констебль не умер естественной смертью.

– Вы тоже в это верите.

– Разумеется. Я просто это знаю.

Мастерс рассмеялся.

– Вы знаете? – спросил он. – В таком случае, может быть, вы также знаете, кто убил его?

– Разумеется, – ответил Пенник, ударяя себя легонько в грудь кулаком. – Его убил я.

Глава седьмая

Именно этот жест, а не слова, заставили Сандерса наблюдать за ним с вновь пробудившимся интересом. В облике Пенника в этот день было нечто неуловимое, нечто такое, что произвело впечатление расцвета этого довольно неприметного человека. Но что это было? Его твидовый костюм был достаточно солидным и не бросался в глаза, как костюм Сэма Констебля. Мягкая шляпа и бамбуковая трость, которые он положил рядом с собой на столе. Держался он так сдержанно, что это выглядело, скорее, неестественным. Но на мизинце левой руки кровавым светом поблескивал перстень с рубином.

Не могло существовать большего гротеска, нежели контраст между этой драгоценностью и их окружением: деревенская гостиница, прозаичный пейзаж с курами, лучи солнца, падающие сквозь чистые занавески на голову Пенника. Этот перстень так изменил его – отбрасывал на него свой лучезарный отблеск.

Сандерс был так поглощен этим наблюдением, что не заметил выражения лица Мастерса. Но ему было достаточно звука его голоса.

– Что вы сказали?

– Я сказал: его убил я. Разве доктор Сандерс не проинформировал вас об этом?

– Нет, он ничего мне не говорил. Поэтому вы сюда приехали? – Мастерс выпрямился. – Герман Пенник, вы хотите дать показания в связи со смертью мистера Констебля?

– Если вы этого хотите.

– Минуточку! Я должен предупредить вас, что вы не обязаны давать показания, но если вы их дадите…

– Я знаю, все будет в порядке, инспектор, – успокоил его Пенник.

Сандерс заметил выражение огромного облегчения на спокойном до сих пор лице Пенника. Однако в глазах его можно было прочесть раздражение.

– Я только не понимаю, почему доктор Сандерс не проинформировал вас об этом. Так же, как не понимаю причины всей этой шумихи. Доктор Сандерс может засвидетельствовать, что я предостерегал мистера Констебля в присутствии его жены и приятелей, что постараюсь его убить.