– А вот это уж не твои заботы. И вообще, не хочешь добровольно спускаться – сиди на камне и жди своей участи. И, позволь заметить после всего случившегося, не слишком приятной участи. Ну ладно, некогда мне, надо заняться корректировкой фигуры нашего нового друга.

Огрызок послал воздушный поцелуй жителям джунглей и растворился среди своих сородичей.

– Не нравится мне все это. – Серый странник тяжело вздохнул. – Можете обижаться на меня, но одним из ощущений, которое не перестает преследовать меня, является то, что мы попали в нулевую ситуацию.

– Это что за штука такая? – поднял голову Бобо, которого в общем‑то мало интересовало происходящее. Большую часть времени он дремал, зарывшись мордой в густую шерсть.

– Нулевая ситуация, – принялся объяснять Родж, – это ситуация, из которой не предусмотрен выход.

– А разве бывают ситуации, из которых нельзя выбраться?

– Вы все жители джунглей и прекрасно знаете или по крайней мере знали, что из любого положения можно выбраться. Или посредством ног, или иной какой хитростью. Сейчас мы имеем совершенно неординарную ситуацию. Единственный путь, по которому мы можем сбежать, – по земле. Но мы не сможем сделать даже и десяти шагов. Нам моментально обкусают лапы, обкорнают хвосты. Если сразу не перегрызут горло. В этом у кого‑то есть сомнения?

Сомнений данные утверждения ни у кого не вызвали.

– Можно было бы спастись по деревьям, будь они здесь, но я сомневаюсь. Судя по всему, крысы быстренько бы обложили нас со всех сторон. Далее. По воздуху мы, увы, перемещаться не можем. Под землей тоже. Сидеть дальше здесь и дожидаться, пока эта мразь превратится размерами в доисторическое чудовище, – тоже интересного мало. Вот и получается, что мы попали в нулевую ситуацию.

– Эй! Смотрите!

Мутант стоял на краю камня и показывал на что‑то внизу. Естественно, все бросились посмотреть, что еще такое могло привлечь внимание невозмутимого мутанта.

У самого подножия камня стояла преобразившаяся мышь, размерами достигшая хорошего бычка, и пыталась вскарабкаться по камню. Единственной ее проблемой были короткие лапы и тяжелый вес. Мышь то и дело соскальзывала вниз. На ее морде было написано такое негодование, что Мил с удовольствием подумал, что хорошо хоть она не ругается. И накаркал.

После очередной попытки, съехав по камню вниз и смяв своим весом несколько зазевавшихся крыс, мышь уселась на заднюю часть, сковырнула из зубов застрявшую крысиную морду и, уставившись на белую пантеру красными зрачками, голосом, от которого тело покрывалось изморозью вплоть до пяток, заговорило:

– Белобрысый! Это ты, что ли, тут самый настырный? Чего молчишь? Или говорить разучился? Али стесняешься?

– Поболтай с ним, – посоветовал Родж. – Может, чего путного разузнаешь. Звери всякие бывают.

Милу почему‑то не слишком хотелось общаться с потолстевшей мышью. Но пришлось согласиться. Серый странник прав. Звери всякие нужны, звери всякие важны. Кто знает, может, ласковое обращение с монстром поможет? Хотя лично Мил ни разу не слышал, чтобы мыши хоть что‑то понимали в дрессировке и в хорошем обращении.

– Белобрысый! Ты что, сукин сын, за спины несознательных товарищей прячешься? Я с тобой разговариваю. – Мышь, не глядя, пошарила лапой вокруг себя, сграбастала несколько услужливо подбежавших крыс и, не задумываясь, отправила их в пасть. Два‑три «хрупа», глотательное движение, легкий хлопок, и тело мыши раздулось еще на несколько сантиметров.

Мил вздохнул. В очередной раз недобрым словом вспомнив тот день, когда прилетел на эту планету, он повернулся к мыши:

– Ты что ко мне привязалась, уродина?

Мышь расплылась в довольной улыбке, обнажив острые белые зубы.