Ей казалось, будто от нее отрезали какую-то часть тела. Это было гораздо хуже, чем в тот раз, когда мужчина заставил ее мыться у него на глазах. Ведь теперь ее тело рассматривали бесцеремонно, без всякого благовидного предлога. Как кусок мяса.
— До того как ты попала сюда, чего ты боялась больше всего? — последовал очередной вопрос.
Дженнифер потребовалось какое-то время, чтобы сосредоточиться. От стыда и смятения мысли путались у нее в голове.
— Расскажи о своих самых жутких страхах, Номер Четыре, — с настойчивостью в голосе повторила женщина.
Дженнифер изо всех сил пыталась придумать ответ.
— Пауки, — наконец выдавила она из себя. — Ненавижу пауков. Когда я была маленькой, меня укусил паук, лицо у меня распухло, и с тех пор…
— Пауки — всего лишь конкретные существа, с которыми связан твой страх. Но в чем именно этот страх состоит?
Дженнифер колебалась с ответом.
— Я очень боюсь оказаться запертой в комнате, полной пауков, — сказала она.
— О, я вполне могу тебе это устроить, Номер Четыре.
Дженнифер содрогнулась. Она нисколько не сомневалась, что женщина действительно может исполнить свою угрозу. Она подумала, что все ею пережитое до сих пор — цветочки в сравнении с тем, на что еще способна эта злыдня. А от мужчины можно ожидать и худшего.
— Чего ты прежде боялась больше всего на свете, Номер Четыре?
Тот же самый вопрос окончательно сбил Дженнифер с толку.
«Что я сказала не так?» — удивилась она.
Девушка хотела ответить, но слова будто застряли у нее в горле. Она закашлялась. В этот момент ей в голову пришла новая мысль:
— Больше всего я боялась, что никогда не смогу уехать из городишки, где я жила, и застряну в нем до конца жизни.
Женщина помолчала. Дженнифер показалось, что ее удивил такой ответ.
— Значит, ты, Номер Четыре, ненавидела свой дом?
Голова девочки слегка дрогнула, когда она отвечала на этот вопрос.
— Да.
— Что именно ты там ненавидела?
— Все.
Женщина продолжала допрос. Звук ее голоса отдавался у Дженнифер в голове, словно удары молота по наковальне. Вопрос за вопросом, — казалось, каждый из них наносит ее сердцу новую рану.
— И поэтому ты хотела сбежать, верно я понимаю?
— Да.
— Ты по-прежнему мечтаешь о побеге?
Дженнифер чувствовала, как ее грудь буквально разрывается от сдерживаемых рыданий. Она не совсем понимала, что именно подразумевает женщина под словом «побег»: побег из дому или же побег из тюрьмы, где ее теперь держат. Сама эта неясность казалась мучительной.
— Я просто хочу жить, — произнесла Дженнифер дрожащим голосом.
Женщина помолчала. Затем снова принялась терзать пленницу вопросами:
— Что ты любила в своей жизни, Номер Четыре?
На Дженнифер нахлынул поток воспоминаний из детства. Из окружавшей ее темноты выступил образ покойного отца. Знакомая усмешка сияла на его лице: он словно манил Дженнифер за собой. Она вспоминала детские праздники и игры. Она вспоминала самые обычные семейные развлечения — пикники или поездки на стадион «Фенвей-парк», где в воскресный полдень можно было погонять мяч и поесть хот-доги. Ей на память пришло и то, как однажды во время школьной экскурсии на близлежащую ферму она забралась в сарай с новорожденными щенятами, заботливо опекаемыми мамашей: Дженнифер тогда поразило, сколько жизненной энергии таилось в этих крошечных созданиях. Затем иная картина предстала ее мысленному взору: она с матерью (которую, казалось, не за что было любить) купается в речке в Национальном парке — маленький водопад низвергает струи ледяной воды прямо им на голову, мурашки бегут по коже, но страх отступает перед восторгом. |