— Томми, прости, я что-то не понимаю. Эта загадка, похоже, мне не по зубам. У меня ничего не складывается. Наверное, я действительно уже слишком старый и больной…

— Отец, соберись с силами. Ты должен доделать то, что начал. Если понадобится — принимай таблетки, увеличь дозу, может быть, на время они тебе помогут. Главное сейчас — сохранить ясность памяти. И ни в коем случае не забывай того, что уже удалось выяснить.

Голос Томми теперь сильно ломался, причем гораздо заметнее, чем это было в его подростковые годы. Пару мгновений назад у Адриана в ушах звенел легкий веселый колокольчик голоса Томми-мальчишки, а в следующую секунду он уже слышал приятный баритон взрослого, уверенного в себе молодого мужчины.

— Я пытаюсь, сынок. Пытаюсь.

На некоторое время Томми замолчал, судя по всему задумавшись о чем-то. В глазах Адриана стояли слезы. «Это нечестно, — подумал он, — почему других я вижу, а Томми приходит ко мне лишь в виде слуховых галлюцинаций. Наверное, будь они все сейчас живы, сын оказался бы дальше от меня, чем жена и чем брат. Что поделать, дети взрослеют и отправляются в самостоятельное плавание по жизни. Мы бы и виделись с ним, наверное, реже, чем с другими родственниками».

— Папа, а вот когда ты читаешь стихи…

Адриан резко обернулся на голос Томми, и вновь его взгляд обежал пустую комнату, так ни на чем и не остановившись.

— …что ты пытаешься увидеть в этих словах, в этих строчках и четверостишиях?

Голос сына почему-то зазвучал слабее. Ощущение было такое, словно он вот-вот совсем стихнет и неизвестно когда появится вновь. Адриан похолодел от ужаса.

— Я хотел быть там, рядом с тобой. Я уже не в силах нести этот груз: я не знаю, как так получилось, что ты погиб где-то на другом конце света, а меня в тот момент рядом не было. Я должен был защитить, спасти тебя, но сейчас уже поздно, и я ничего не могу с этим поделать. Мне страшно: я боюсь потерять тебя навсегда.

— Поэзия, отец. Подумай о поэзии. Вспомни любимые стихи.

Адриан тяжело вздохнул и посмотрел на фотографию сына, стоящую на письменном столе. Снимок был действительно удачным: Томми не знал, что его снимают, и остался навеки запечатлен беззаботно и искренне улыбающимся, уверенным в том, что теперь перед ним в этой жизни открыты все пути, что он сможет сделать в этом мире что-то важное и полезное. Адриан попытался представить себе, что говорит с фотографией, а точнее, именно с тем счастливым, улыбающимся юношей, который застыл навеки на этом снимке. Но теперь голос зазвучал с другой стороны — прямо у Адриана за спиной:

— Попытайся объяснить мне, что ты видишь в стихах.

— Слова, рифмы, образы, метафоры… Какие-то не высказанные вслух, не до конца сформулированные мысли. Стихи действуют на меня как приманка, как неотразимый соблазн. Но… скажи, Томми, как все это связано…

— Нет, отец, это ты подумай и скажи: как стихи могут помочь тебе найти Дженнифер.

— Я не знаю. А что, действительно могут?

— А почему бы и нет?

Адриан мысленно удивился тому, насколько сильно все изменилось в его жизни. Многое просто встало с ног на голову. Томми был единственным ребенком в семье. Адриан заботился о нем, растил его, воспитывал, защищал и помогал сыну во всем. Теперь же Томми, казалось, знал нечто такое, чего не знал его отец, и сам уже на правах если не старшего, то более мудрого помогал Адриану в сложные жизненные минуты. «Неужели это закон, — подумал Адриан, — неужели мертвые действительно всегда приходят к нам, живым, чтобы помочь нам и поддержать нас?»

— Давай, отец, говори, что ты здесь видишь.