И Линда с Майклом их поняли.

Они, возможно, не смогли бы четко выразить словами то, что интуитивно было ясно обоим. Оставалось лишь сделать последний шаг.

Линда перестала разминать Майклу плечи и вместо этого изо всех сил сдавила их.

Майки кивнул. В Линде он любил многое, но главным ее достоинством считал способность говорить без слов. Он думал, что, окажись она на театральной сцене, ей там не было бы равных.

— Займусь сценарием заключительной части, — сказал Майкл. — Надо действовать осторожно.

Оба прекрасно понимали, что, несмотря на тщательную разработку каждого предыдущего эпизода, последнее действие драмы с участием Номера Четыре должно было произвести ударное впечатление на зрителей.

— Необходимо позаботиться, — медленно произнесла Линда, — о том, чтобы зрелище засело у них в голове. Я хочу сказать, нельзя сделать это просто так: пиф-паф — и готово. Надо, чтобы они запомнили это навсегда. В таком случае, когда начнется «Часть пятая»…

Заканчивать фразу было ни к чему.

Майкл рассмеялся. Он подумал, что в творческом плане Линда столь же инициативна, сколь и в сексуальном. Он вспомнил прочитанную однажды статью о художнике Христо и его жене Жанне Клод, которая помогла мужу осуществить ряд масштабных проектов. К примеру, они покрывали огромные каньоны оранжевой тканью и окружали острова в океане пластиковыми кольцами розового цвета, а затем, спустя несколько недель, уничтожали все следы своей творческой деятельности, и в итоге то, что на короткое время преобразилось в произведение искусства, исчезало, рассыпавшись на составляющие элементы, вновь обратившись в сырой материал. В мире искусства Жанна Клод не снискала столь широкого признания, как ее муж, однако Майкл был практически убежден, что эту несправедливость она сполна компенсировала в постели.

Майкл подумал, что, несмотря на все различия в их «творческом методе», Христо и Жанна Клод смогли бы оценить всю значимость их с Линдой достижений.

Он приглушил музыку, гремевшую в динамиках.

— Ну и ладно, — произнес Майкл с оттенком насмешки в голосе, словно готовясь выдать шутку, понятную лишь им двоим. — Номер Четыре осталась без Лоретты Линн.

Дженнифер уже больше не понимала, в сознании она или нет. И в сонных видениях, и наяву ее окружали кошмары. Она чувствовала, что силы оставляют ее, словно некая жуткая пиявка высасывала из нее все жизненные соки. Она никогда раньше не задумывалась о том, что должен испытывать умирающий человек, но сейчас была уверена, что с ней происходит именно это. Если бы она стала есть, это не спасло бы ее от голодной смерти. Если бы она пила, то все равно умерла бы от жажды. Она стискивала в объятиях Мистера Бурую Шерстку, но слова ее на сей раз были обращены к покойному отцу: «Папочка, я иду к тебе. Дождись меня. Я уже скоро».

Всего лишь один раз ей позволили навестить его в больнице. Она была еще маленькой и очень боялась, а он лежал на своей постели в вечернем сумраке, в окружении аппаратов, издававших странные звуки; к его тонким, почти прозрачным рукам были присоединены какие-то трубки. Эти руки, казалось, принадлежали кому-то другому, ведь Дженнифер знала, каким сильным он был, как легко мог поднять ее на своих руках и как без особого усилия, словно пушинку, носил дочь по комнате. Но у рук, которые видела Дженнифер, не хватило бы сил даже на то, чтобы погладить ее по голове. Это был ее отец, и в то же время это был не он.