— Успеют? — спросил я.
— Премьер Визель уже разговаривает с президентом Мироновым.
Двое суток я приходил в себя. В субботу Роман пришел ко мне, как обычно, и мы поговорили о футболе. Команда «Маккаби» (Хайфа) только что сыграла вничью с московским «Спартаком».
— Это символично, — заявил Роман. — В наше время лучше ничья, чем победа. Скажи на милость, что бы мы делали с Россией, если бы наши хакеры победили?
— А что бы они делали с нами? — спросил я, вовсе не надеясь на ответ.
— Коршунов… — сказал я через некоторое время, — вы его нашли?
— Тоже мне проблема, — отозвался Роман. — Можно подумать, что он исчезал…
— Не понимаю! — воскликнул я, вспоминая ночное заседание у Кахалани.
— Видишь ли, его перевербовали в тот вечер наши. До того он работал на Россию, делая вид, что работает на нас. А после девяти вечера стал работать на нас, делая вид перед Россией, что работает на нас, в то время как на самом деле…
— Хватит! — сказал я. — Это слишком запутано. Почему об этом не знал никто из генштаба?
— Конспирация. Компьютеры контролируют подачу кондиционированного воздуха в помещение, они могли фиксировать разговоры, передавать по линиям связи… Нет, нужно было быть полностью уверенными, что Коршунова не провалят в самом финале операции.
— Если ты еще скажешь, что именно он был со мной, когда…
— А кто же еще? Он действительно гениальный хакер, он просто не мог допустить, чтобы кто-то другой взламывал защиту российского министерства обороны.
— Ясно, — сказал я. — Скорпион, как говорили в шпионских романах, укусил себя за хвост.
— Какой еще скорпион? — подозрительно спросил Бутлер.
— Неважно, — отмахнулся я. — Это из истории.
— А, — сказал Роман.
История его не интересовала.
Глава 4
ПЕРЕХОД
Это еще Шекспир написал, а Гамлет сказал. Помните? «На свете много есть такого, что и не снилось нашим мудрецам». Мой сосед, комиссар полиции Роман Бутлер, напомнил мне эти слова, когда я заявил, что весь ход расследования дела Дины Цаплиной кажется мне совершенно фантастическим.
— Это в тебе говорит историк, — сказал Бутлер. — Ты все время смотришь назад, а нам, полицейским, приходится иметь дело с днем сегодняшним, а порой даже и завтрашним.
Вообще говоря, он, конечно, прав: создавая свою «Историю Израиля в ХХI веке», я основательно углубился в архивы и как-то перестал думать о том, что, появись главы из моей «Истории», скажем, в девяностых годах прошлого столетия, они воспринимались бы именно как фантастика, и тогдашние историки (не я, конечно, — в те годы я ходил под стол пешком) обвинили бы автора в необузданной игре воображения.
Поэтому, недолго подумав, я сказал Роману:
— Беру свои слова обратно. И все-таки, согласись, догадаться было практически невозможно. Ты превзошел себя.
Бутлер поперхнулся чаем, и я похлопал его по спине.
— Человек не может превзойти себя, — сказал Роман, отдышавшись. — Это уже действительно фантастика. А насчет того, что догадаться было невозможно, то я и не утверждаю, что догадался сам. Рассказать?
— По-моему, мы препираемся на эту тему уже полчаса! — вскричал я.
— Да? — удивился Бутлер. — А я думал — мы пьем чай и рассуждаем о роли фантастики в истории. |