– Можно без подробностей?

– Так ты сам просил. Я лишь выполнила поручение.

– Кстати, как все прошло?

Милка падает на стул. Подтаскивает к себе тарелку с приготовленным домработницей безглютеновым нечто и задумчиво пожимает плечами:

– Наверное, нормально. Я готовилась к худшему. Ну, знаешь, что она станет меня обвинять, и все такое. А Эмилия ничего. Нормально все восприняла. Телефону очень обрадовалась. Но сказала, что можно было так не тратиться, представляешь? А увидев тряпки, вообще смутилась.

Рыжая? Смутилась? Как-то даже не верится. Как будто про двух разных людей говорим.

– Ты там палатой не ошиблась?

– Нет, конечно, что я – дурочка? Говорю же, нормально все прошло. Рада, что сходила.

– Да? – недоверчиво дергаю бровью.

– Да! Успокоила совесть.

Не мне тут Милку осуждать. Сам-то я по той же причине в больницу таскался. В надежде, что узел в груди ослабнет.

– Вот и хорошо. Значит, можно со спокойной душой двигаться дальше.

– Угу. Только сначала ты, пап, попроси кого-нибудь разобраться с ментами. Совсем они охренели там!

– Какими ментами? – туплю.

– Теми, которые сумку Эмилии выпотрошили.

– В этом месте мне должно стать понятней? – психую.

– Да я и сама ничего не поняла! Но у Эмилии в этой сумке, похоже, налик хранился. Уж не знаю, какая сумма, но она исчезла. А ей, походу, эти деньги очень были нужны. Ты бы слышал, как она рыдала! Я хоть и за дверью уже была, сама чуть вместе с ней не заплакала.

Стою, как дурак, обтекаю.

– А ты чего вчера этого не рассказала?

– Так ты вернулся, когда я уже спала.

– Черт, Мила!

– Да что не так-то?

А то, что рыжая наверняка всю ночь с ума сходила! Тогда как Милке ничего не стоило этого не допустить, просто рассказав мне о ситуации. Ну, сколько тех денег у Эмилии могло быть? Что бы я – не докинул?

Стоп. А рыжая чего мне не позвонила? Номер я ей давал. Свой. Прямой. Тот, который не у всякого моего делового партнера имеется. Постеснялась? Или я переоценил ее мозги? Что ей стоило тряхнуть денежный мешок вроде меня? Ну, хоть попытаться. Какой есть шанс, что Эмилия не в курсе, кто я? Уже ведь и телефон есть. Могла погуглить.

Позвонить самому? Не много ли чести?

Все. Баста. Надоело. Что я с ней ношусь?

– Все не так, Мил. Ладно. Разберемся.

– Эй, подожди. Подкинешь меня в универ?

– Некогда мне крюками ездить.

– Тогда давай я сама…

– Ага. Держи карман шире.

– Извинилась же!

– Этого, Мил, недостаточно. – Милка дуется, я смягчаюсь: – Ладно, только быстро. Отвезу. Мать чего не попросила?

– Ей ко второй.

Под Милкино чириканье сорок минут в дороге проходят незаметно. Выкидываем ее возле универа и едем дальше.

– В офис, Роберт Константинович?

– Нет, в больницу давай.

Звонить – много чести, да, Роб? А задницу свою тащить – тебе нормально?

Устало вздохнув, пялюсь в окно. Смысл с собой воевать, если чувствую, что надо так, а не иначе? Лучше принять ситуацию. Может, быстрей пойму, какого черта со мной творится.

Взмываю вверх. Перебросившись с лечащим парой слов, иду прямиком в палату. Дверь приоткрыта, и я слышу возмущенный голос Эмилии.

– Да ты издеваешься! Мне нужна эта работа! Да… Но… Постой! Это всего лишь небольшая проплешина у виска. Зачешем. Будет нормально, Мира… А? Я не знаю, когда меня выпишут. Да и все равно. Когда надо приступить? Завтра? Я выйду! Да в нормальном я состоянии… Так и скажи, что ты только повода ждала, чтобы меня вытурить! Да засунь ты в жопу свои извинения! У меня жизнь рушится, мне к какому месту твое «жаль» приложить?

Рыжая сбрасывает звонок и, отшвырнув от себя телефон, сжимается в комок.