Ван Вермескеркен поглощен торговыми операциями. Начальник отдела

вроде меня может войти к исполину в любое время и ничего подозрительного

не обнаружит. Какой отдел ни возьми, шефы корпят над бумажками. Один Адам

Уорнер несколько менее доступен, но и его задачи едва ли выходят за рамки

подбора кадров. Эванс, можно подумать, вообще ничем не занимается, разве

что устраивает приемы, подписывает контракты да время  от  времени

встречается с приятелями по случаю очередной попойки. А для председателя

такой фирмы, как "Зодиак", это вполне нормально - ничего не делать.

   Когда я спросил однажды у Эдит, как ей удалось выведать, что у Эванса

есть вторая специальность, женщина ответила:

   - Я и не старалась выведывать. Просто у меня есть глаза.

   - Я тоже не слепой.

   - Да, но ты бегаешь по коридорам и не роешься в архиве, как я. У

Эванса, который ничего не делает, слишком большой личный персонал.

   - Персонал, состоящий из двух человек.

   - И еще трех-четырех, что не находятся при нем неотлучно.

   Позже я убедился в ее правоте. Только те трое-четверо, что не

находятся при нем неотлучно, скорее всего, выполняют работу прислуги.

Хозяин, пусть он даже дутая величина, не может обходиться без слуг, раз он

владеет роскошным особняком и загородной виллой.

   Райман. Во всей задаче пока что это единственное неизвестное, которое

мне удалось найти. Но сколь велика от этого польза? Одно время мой контакт

с Моранди казался мне пределом мечтаний. Сейчас я в контакте даже с его

шефом, и в каком контакте - нас связывает почти дружба. И все-таки мне

кажется, что я осужден вечно дожидаться поезда, который либо вообще не

существует, либо проходит где-то в сотнях километров отсюда.

   Эдит вправе упрекать меня в самоуверенности. Иной раз я потрясаю этим

для острастки, однако только мне  ведомо,  насколько  присуща  мне

самоуверенность, особенно после года бесплодного ожидания.

   Имей я в своем распоряжении людей и необходимую экипировку, Райман

наверняка привел бы меня к следующему звену в цепи. Только это все пустые

мечты, чтобы коротать время. Вся моя команда - это я сам, а согласно

инструкциям, подслушивание и слежка - вне полученных мною правил игры. Не

говоря уже о том, что в данных условиях это трудноосуществимо. Разумеется,

у меня есть некоторая аппаратура - мои глаза и уши, - которая тоже могла

бы выполнять определенную работу, если принять во внимание, что почти

каждый день я встречаюсь с Райманом, чтобы распить бутылочку мартини. Но и

в этих интимных беседах наши откровения ограничиваются общими темами о

погоде, о новых фильмах, о женщинах как таковых, да о проблемах рекламы.

Последний, более серьезный разговор состоялся после того, как меня вызывал

к себе Уорнер.

   - Впутались мы в историю, - пробормотал тогда конопатый. - В

сущности, я тебя впутал. Хорошо, что все обошлось благополучно. Прости и

забудь!

   Вот и все, если не считать того, что мы съели и выпили.

   Не стал я ни прощать, ни забывать, и Райман по-прежнему остается у

меня на примете, но толку от этого пока никакого. Конопатый постоянно

разъезжает - то он в Венеции, то в Женеве, он же устраивает встречи, обеды

в честь того или другого лица, и вся эта суета вполне естественна для

такого бога рекламы, как Райман, но для того, чтобы понять, где кончается

то, что естественно, и начинается нечто другое, надо обладать целым

взводом помощников, и притом не третьеразрядных.

   Я уже заканчиваю просмотр корреспонденции, во время которого позволяю

себе заниматься обдумыванием вещей вроде тех, о которых только что шла

речь, как в коридоре раздается мелодичный и многообещающий звонок: сегодня

пятница, конец рабочего дня, конец рабочей недели.