Уже показались новые стражи: темные лошади шествовали с величественным спокойствием, на шлемах и белых плюмажах одетых в красные мундиры всадников сверкало солнце.

– Так епископу стало известно о твоем браке? – спросил виконт. – Вы поэтому поссорились?

Прескотт прищурился от яркого света.

– Вначале поэтому.

– Пап, едут! – соскользнув с пушки, маленький Френсис подбежал к взрослым.

– Я знаю, что Джек Слейд приходил к тебе вечером в прошлый понедельник, и знаю, зачем, – обронил Себастьян.

Лицо баронета оставалось полуотвернутым, а взгляд не отрывался от приближающихся лейб-гвардейцев, чьи вороные кони ступали с безупречной слаженностью.

– Не очень-то оно легко – обнаружить, что вся твоя жизнь была ложью.

Девлин уставился в пространство и ничего не ответил.

– Слейд хотел, чтобы ему заплатили, – продолжил собеседник. – Две тысячи фунтов.

– Ты выполнил его требование?

– Я сказал, мне нужно время, чтобы собрать такую сумму.

– И ты бы отдал деньги вымогателю?

– Не знаю, – покосился Прескотт на Себастьяна. – Говорят, ты убил мясника. Должен признаться, я рад.

Девлин глянул на королевский штандарт, полоскавшийся на ветру.

– У Слейда ведь не было доказательств. Одни голословные утверждения.

Сэр Питер издал негромкий и невеселый смешок.

– И еще тот факт, что долгие годы мой дядя платил ему за молчание.

Виконт наблюдал за трубачом, поднимавшим свой инструмент для приветствия.

– Ты утверждал, что вечером в день смерти епископа находился в Камден-Тауне. Но ведь это не так. В тот вечер ты ездил в Танфилд-Хилл повидать Бесси Данлоп.

Баронет повернулся к собеседнику лицом.

– На что ты в дьявола намекаешь, Девлин? Что, проезжая через деревню, я увидел на церковном дворе епископа и решил спуститься за ним в крипту и там вышибить ему мозги? За каким чертом мне было это делать? Потому что он наставил рога мужу моей матери? Или потому что не одобрял мой собственный брак?

– Слышал когда-нибудь о письмах «Алкивиада»?

– Нет.

Себастьян пристально всмотрелся в раскрасневшееся, сердитое лицо, голубые глаза и упавшие на лоб взъерошенные светлые кудри бывшего соученика. Если приятель и притворялся, то очень умело.

Над плацем пронеслись звуки воинского приветствия.

– Ду-ду-ду, – мастер Френсис, маршируя на месте, вскинул ручонки, дуя в воображаемую трубу.

Глядя на отблески солнца на светлых кудряшках и тонких чертах карапуза, виконт заметил:

– Твой сын удивительно похож на тебя. И на твою мать.

На какой-то миг громкие звуки трубы и возгласы немногочисленной толпы стихли. Девлину припомнился еще один человек со светлыми волнистыми волосами, голубыми глазами и тонкокостным сложением ученого.

Или священнослужителя.

Словно откуда-то издалека он услышал ответ сэра Питера:

– Порода Эшли всегда дает о себе знать.

Резко повернувшись, Себастьян глянул приятелю в лицо:

– Эшли – девичья фамилия твоей матери?

Прескотт недоуменно наморщил лоб:

– Да, а что?

– А доктор Саймон Эшли, капеллан епископа, тогда кто? Брат леди Розамонды?

– Да.

– Проклятье, – прошептал Девлин.

– А почему дядя Саймон не пошел с нами смотреть на гвардейцев? – спросил мастер Френсис, следивший за разговором взрослых с огорошивающей детской непосредственностью.

– Ему нужно быть в другом месте, – объяснил сыну сэр Питер.