Густой туман окутал ночь своим серым покрывалом, сквозь которое с трудом пробивался тусклый свет фонарей. Стивен взял у лакея поводья и ласково заговорил с парой гнедых, которые били копытами и потряхивали гривами. Эти кони впервые попали в город и, когда Стивен ослабил вожжи и пустил их рысцой, бежавший у обочины тротуара конь вел себя как-то нервно, пугаясь в тумане даже стука собственных копыт по булыжной мостовой и теней, отбрасываемых уличными фонарями. Когда слева хлопнула дверь, он шарахнулся в сторону и понес, однако Стивен привычным движением натянул поводья и повернул на Мидлбери-стрит. Лошади как будто немного освоились и теперь бежали крупной рысью. Но тут вдруг где-то поблизости завопил кот, он спрыгнул с тележки, а следом за ним на мостовую лавиной обрушились яблоки. В тот же момент из открывшейся двери трактира хлынул поток света. Началось настоящее светопреставление: завыли собаки, поднялись на дыбы кони, из трактира кто-то вышел шатаясь, исчез на миг между остановившимися на тротуаре двумя экипажами и вынырнул прямо перед экипажем Стивена.

Стивен закричал, но было поздно.

– Как печально, милорд, для бедного лорда Берлтона и для вас. Но ничего не поделаешь, несчастный случай есть несчастный случай, и вам не в чем себя упрекать.

– Думаете, мне от этого легче? Ведь под колесами моего экипажа погиб человек! – с горечью произнес лорд, обращаясь скорее к самому себе, чем к дворецкому.

Неудивительно, что пьяный барон угодил под колеса, но факт остается фактом – правил экипажем не кто иной, как Стивен. И вот он жив и здоров, а молодой Берлтон погиб, и, как оказалось, даже некому его оплакивать. Такой несправедливости Стивен не мог стерпеть!

– Уверен, у вашего господина есть где-то семья – кто-то, кому я мог бы рассказать о случившемся.

Ходжкин отрицательно покачал головой, в полном отчаянии оттого, что снова потерял работу и вряд ли найдет ее до конца дней своих. Барон нанял его потому лишь, что больше не нашлось охотников выполнять одновременно обязанности дворецкого, камердинера, лакея и повара, да еще за такую смехотворную плату.

Боже! Как же он посмел нарушить правила и подумать о собственной судьбе? И, откашлявшись, Ходжкин быстро добавил:

– Как я уже вам говорил, у лорда Берлтона нет близких родственников. Его друзей и знакомых я не знаю, потому что прослужил у барона всего три недели… – Тут он оборвал свою речь и на лице его отразился ужас. – Господи! – воскликнул старик. – Я был так потрясен, что совсем забыл о его невесте. На этой неделе должна была состояться свадьба.

На Стивена опять нахлынуло чувство вины, однако, исполненный решимости, он спросил:

– Кто она и где ее можно найти?

– Она американка, барон познакомился с ней за границей, и завтра она прибывает на судне из наших колоний. Отец ее тяжело болен и не смог сопровождать дочь, так что скорее всего она приедет либо с родственницей, либо с компаньонкой. Вчера вечером лорд Берлтон как раз прощался со своей холостяцкой жизнью. Вот все, что мне известно.

– Но вы должны знать имя девушки. Как Берлтон ее называл?

Напористость лорда Уэстморленда и стыд за свою старческую забывчивость довели несчастного старика до полного изнеможения.

– Я ведь уже вам говорил, что поступил в услужение к барону недавно и еще не успел войти к нему в доверие, – стал он оправдываться. – При мне он называл ее «моя невестушка» или «моя наследница».

– Напрягите память! Ведь упоминал же он хоть когда-нибудь ее имя!

– Нет… я… Постойте-ка! Что-то припоминаю… Ее фамилия навела меня на мысль о графстве Ланкашир, где я очень любил бывать в детстве. Ланкашир. Ланкастер! – завопил он вне себя от восторга.