Бот что там говорилось. “С раннего детства меня учили: мальчики не должны целоваться с мальчиками. Бена (он мой брат, на два года старше) учили тому же. К сожалению, когда в четыре года я пошел в детсад, я казался брату неотразимым, и во время прогулок он подлетал ко мне и чмокал в щеки. Пришлось пожаловаться родителям, которые отвели Бена в сторону и со всей строгостью объяснили: “Мальчики не должны целоваться с мальчиками”.

— Что? Это правда?

— К сожалению, да.

— Твой брат Бен, этот надутый мачо, целовал тебя в щеки?

— Да, довольно часто и страстно.

— А родители взяли и запретили… Гай, какой ужас! Она яростно мылила лобок, а я притворился, что изучаю раздавленную на душевой занавеске муху.

— Бену следовало родиться итальянцем, тогда он мог бы сколько угодно меня обнимать.

— Был бы он моим сыном, — негодующе сказала Натали, — я точно не стала бы наказывать за проявление братской любви!

Она во второй раз мыла несуществующую грудь, и я увидел, как темные зернышки сосков стали по стойке “смирно”. Поспешно заглянув ей в глаза, я прочел в них удивление. Натали знает, что я смотрел, более того, я прекрасно знал, что она знает.

От отчаяния даже во рту пересохло.

— Как дела со скрипкой?

Натали не ответила и лишь таинственно улыбнулась. Черт, она мне на колени глядит! Оказывается, “Ахиллесова пята” соскользнула на пол, и ничто не защищало промежность от взгляда девушки. Свояченица насмешливо наблюдала за пульсирующей выпуклостью, что образовалась у меня на брюках.

Праздничный ужин прошел весело, хотя Джина почти не ела. Ей много нельзя: аллергия. Натали ела сколько хочется, а вот у ее сестры аллергия на все, включая саму жизнь.

Мы открыли бутылку австралийского шампанского, которое оказалось таким хорошим, что я тут же проникся симпатией к австралийцам. К сожалению, Натали поставила новый диск с саундтреком к какому-то дрянному фильму о женщине, с утра до ночи игравшей на пианино. Главная героиня немая, поэтому, чтобы излить душу, использует музыкальный инструмент. Увы, наделе это похоже на занудное бренчание, так что довольно скоро я пожаловался:

— Натали, ты что, весь вечер будешь терзать нас этой дрянью?

Как ни странно, девушка не обиделась.

— Нет, конечно, — поднимаясь из-за стола, кротко проговорила она. — Что ты хочешь послушать? Только скажи, и я поставлю.

— Так нельзя, Нат! — откусив кусок пудинга, возмутилась Джина. — Нельзя постоянно уступать Гаю…

— Сегодня можно! Это ужин Гая, праздник в его честь! — Натали театрально поклонилась мне из-за стойки с дисками. — Ну, что бы ты хотел послушать?

Особых предпочтений у меня не было, и я, как подобает мужчине, уступил. Мы слушали дрянной диск до тех пор, пока не догорели свечи, оставив нам серые тени огромного грустного дома.

Неожиданно Натали заговорщицки улыбнулась сестре.

— Ну что, спросишь?

Джина украдкой взглянула на меня и захихикала.

— Нет, сама давай!

Натали тоже захихикала, и сестры затеяли шумную, веселую возню.

— Обманщица! Обещала ведь…

— Я передумала!

Такая околесица могла продолжаться еще долго, и я не выдержал:

— О чем вы? Что вы смеетесь?

После очередного приступа хохота Джине удалось взять себя в руки.

— Хотим кое о чем тебя спросить… — давясь смехом, прохрипела она.