А когда прозрачное перешло в зеленое, легкая сила подняла Ивана Афанасьевича из стальных колец и повлекла вверх. Еле-еле успел он подхватить драгоценный батумский мандарин. А его уже протащило сквозь весь дом первой категории с нижнего этажа по девятый, сквозь стены и потолочные перекрытия и с громким звоном хрустального колокола в триста пудов вынесло в синее московское небо.
– Что-то зазвенело, – сказал я, поднося консервный ключ к запертой бутылке пива «Букурешти».
– Да, зазвенело, – согласился мой приятель.
– И сейчас звенит, – сказал я, и рука моя отчего-то соскользнула с горлышка бутылки.
И тут я почувствовал, что во всем доме стало печально. Будто кто-то умер.
А звенящее и зеленое, взблескивающее иногда голубым и желтым, летело над Останкином.
Сын задремавшей было Екатерины Ивановны, девятилетний Саша, имевший в английской школе тройку за поведение, бродил без сна по квартире, попал на балкон и закричал:
– Мама, мама, зеленое и звенит! Екатерина Ивановна, расклеивая веки, в воспитательных целях поднялась и вышла к Саше:
– Где? Что? Почему ты бродишь так поздно?
– Вон! Вон!
Екатерина Ивановна взглянула.
– Наверное, что-нибудь испытывают…– сказала она.
А зеленое с голубым и желтым звенело и уплывало все дальше и дальше к востоку, к бывшему селу Алексеевскому, к платформе Маленковской, а потом и к Сокольникам. Многие в ту ночь в двенадцатом часу наблюдали в районе Останкина странное явление. Остановились и задрали головы прохожие в аллее Космонавтов. Романтические пары на Звездном бульваре посчитали звон добрым знаком. Трое мужиков из мебельного магазина, распивавших водку с «Солнцедаром» в сквере возле метро «ВДНХ», от удивления не смогли закусить. Сержант, дежуривший у кинотеатра «Космос», весь уже в пуговицах, решительно засвистел, пытаясь прекратить движение зеленого предмета. Свисток у него был хороший, только что полученный со склада, однако звенеть в небе перестало не сразу.
Иван Афанасьевич об этом уже ничего не знал.
|