Тут только цезарь и его спутники заметили, какой глубокий мрак царит вокруг. На расстоянии протянутой руки ничего не было видно. И какая тишина! Какое молчание! Не слышно было даже глухого шума Тибра. Хотя воздух был душный, холодный пот выступал у них на лбу, и руки их были вялы и бессильны. Они ожидали, что должно произойти что-нибудь ужасное.

Но никто не хотел показать своего страха, и все говорили цезарю, что это добрый знак: вся природа затаила дыхание, чтобы приветствовать нового бога.

На самом же деле старая сибилла была так поглощена своим видением, что и не заметила, как цезарь Август поднялся на Капитолий. Душа ее перенеслась в далекую страну, и ей казалось, что она бредет по громадной равнине. В темноте она все время спотыкалась о что-то, казавшееся ей кочками. Она наклонялась и ощупывала рукой. Нет, это были не кочки, а овцы. Она шла между больших стад спящих овец.

Наконец, она заметила огонь костра. Он горел среди поля, и она побрела к нему. Пастухи спали вокруг костра, а рядом с ними лежали их длинные остроконечные посохи, которыми они защищали стада от диких зверей. A разве не шакалы были эти маленькие зверки с блестящими глазами и пушистыми хвостами, которые пробирались к огню? Но пастухи не бросали в них посохами, собаки продолжали спокойно спать, а овцы не шевелились, и хищные звери спокойно легли рядом с людьми.

Все это видела сибилла; но она ничего не знала о том, что происходит сзади нее на горе. Она не знала, что там воздвигли алтарь, зажгли уголь, воскурили фимиам и что цезарь вынул из клетки голубя, чтобы принести его в жертву. Но руки его так ослабли, что он не мог удержать птицы. Голубь вырвался одним взмахом крыльев и исчез в ночном мраке.

Когда это случилось, спутники цезаря недоверчиво взглянули на старую сибиллу. Они думали, что она причинила это несчастье.

Они не знали, что, сибилле все еще казалось, что она стоит у костра пастухов и прислушивается к легким звукам, нарушающим мертвую тишину ночи. Она долго вслушивалась, прежде чем заметила, что они поднимаются не с земли, но доносятся из облаков. Наконец, она подняла голову и увидала светлые, сверкающие существа, проносящиеся во мраке. Это были маленькие группы ангелов, которые пели радостными голосами и, словно ища чего-то, носились взад и вперед над огромной равниной.

Как раз в эту минуту, когда сибилла прислушивалась к пению ангелов, цезарь готовился принести новую жертву. Он омыл руки, очистил алтарь и велел подать себе второго голубя. Но, как ни старался он держать его крепче, стройное тело скользнуло из его рук, и птица исчезла в непроницаемой ночи.

Цезаря охватил ужас. Оп пал ниц перед пустым алтарем и молил своего гения. Он просил дать ему силу избегнуть несчастья, которое, по-видимому, возвещала эта ночь.

Но и этого тоже не слыхала сибилла. Она всей душой вслушивалась в пение ангелов, которое становилось все громче. Наконец, оно стало так могуче, что разбудило пастухов. Они приподнялись на локтях и смотрели на блестящие толпы серебристо-белых ангелов, которые проносились во мраке длинными, колеблющимися рядами, подобно перелетным птицам. У одних в руках были лютни и скрипки, у других — цитры и арфы, и их пение было радостно, как детский смех, и беззаботно, как пенье жаворонка. Когда пастухи увидали все это, они пошли в горный городок, из которого они были родом, чтобы рассказать там о чуде.

Они с трудом поднимались по узкой извилистой тропинке, и старая сибилла шла за ними. Вдруг высоко на горе стало светло. Большая яркая звезда горела над горой, и город на вершине ее сверкал как серебро в лучах звезды. Все ангелы с радостными криками спешили туда, и пастухи ускорили свои шаги и почти бежали. Подойдя к городу, они увидали, что ангелы окружили низкий сарай близ городских ворот.