|
Я кричала, но не проронила и слезинки. Передо мной на стуле поставили камень, который с каждым часом становился темнее, пополнявшись моей силой. Довольный моими криками Тёмный эльф ехидно улыбался, а стражники так и вовсе хохотали. За маленьким оконцем было черным-черно, значит, стояла ночь. Глаза закрывались, горло пересохло, голос охрип, спина ныла, голова кружилась и болела: рана на ней ещё не зажила. Я видела, как изредка на пол капает кровь, почти чёрного цвета. О чём я думала? Проскальзывали мысли о маме, о друзьях, о несправедливости, об этом мире, о королевской семье, но это было редко, потому что основную часть размышлений занимала боль: нестерпимая, жгучая, безжалостная. Кто сказал, что физическая боль не так чувственна, как душевная? Я бы сказала, что это равносильно. Моя физическая боль для меня казалась безграничной и неоправданной, сливаясь с ощущением потери дара, силы, она становилась душащей. Один оборот – удар в спину, капля крови на полу, хриплый возглас. Цикличное вращение, довольные лица эльфов, безвыходность – основания для душевной боли. Время потеряло свой счёт, оно то ли замедлилось, то ли повторяет один и тот же фрагмент, то ли вовсе исчезло. Мир без времени. Такое вообще возможно? Нет. Хотя, с попаданием в этот мир, я перестала удивляться некоторым вещам. Мир без времени. Люди никуда не спешат, не умирают, не убивают, не завидуют, не, не, не…
Слишком много «не». И опять же, такое НЕ возможно. Или может, эти коварные и безжалостные эльфы остановили время в этой комнате, что бы подольше поиздеваться надо мной? Эти жестокие существа способны на всё. Так продолжалось несколько часов. В голове крутилась мысль «не плачь», но организм совершенно не хотел повиноваться мозгу, и к глазам подходили горькие слёзы, которые я, каким-то чудом, забирала назад. Я пообещала себе, что не заплачу здесь никогда. Они не увидят моих слёз. Я приложу все усилия, что бы сдержать обещание. Тело немело. Было ощущение, что даже боль недоступна моему телу. Головокружение. Меня сейчас вырвет. Больше не могу сдерживаться. Через рот вышел остаток когда-то съеденной еды, но большинство было жидкости, так как её мне здесь пить давали, что бы я ни умерла от жажды. Над ухом прозвучал жестокий смех эльфов, которые не могли его больше сдерживать. По приказу Тифона пришла служанка, которая щелчком пальцев и произнесением заклинания (неужели оно было тоже тёмным?) убрала рвоту. От неприятной процедуры глаза наполнились слезами, одна слезинка скатилась по щеке, но, слава богу, её никто не увидел.
За маленьким оконцем посветлело. Я находилась в полу дрёмном состоянии. Камень передо мной стал почти весь чёрный. Я чувствовала, как меня покидают силы. Тифон теперь не смеялся, а тихо посапывал в кресле. Конечно, ведь я уже закончила орать: просто сорвала голос, сил на крик не было, и к боли я уже привыкла. -Что там за шум? – крикнул проснувшийся Тифон, спрашивая у стражников. Те виновато пожали плечами, но никто никаким мер не предпринял. Видимо они тоже устали. – Вы что стоите?! Живо проверьте! Стражники, стукнувшись лбами, направились к выходу. Эльфов, глупее этих, я не видела. Они открыли дверь и захлопнули её уже с той стороны, когда послышались их крики. Через некоторое время всё стихло. Тифон насторожился. Достал меч. Медленным шагом направился к двери. Распахнул её. Я видела, как каждая его мышца напряглась, а потом он вознёс меч, и тот встретился с другим лезвием. Послышался лязг металла. Тифон отступил в комнату, отбивая удары… Алекса! Второй бросил на меня мимолётный испуганный взгляд, но от сражения не отступил. Это был настоящий поединок. Алекс наступал, его техника была безупречной. Это не то сражение на мечах, которое я видела между Алексом и Андрианом, казавшееся мне настоящим. Здесь каждый шаг был просчитан, мечи скрещивались с огромной силой и злостью. Тифон впустил в ход заклинания. Алекс изворачивался от заклинаний, попутно держа оборону и делая выпады. |
