Я замолчал. Моя речь начинала походить на разговоры зануд, помнящих наизусть результаты бейсбольных матчей или цитирующих «Властелина колец» так, будто хоббит Фродо — их дальний родственник.

— Значит, розы в моих комнатах — из твоей оранжереи? — удивилась Линди. — Ты их сам вырастил?

— Да.

Я попросил Магду, когда желтые розы в комнатах Линды увянут, заменить их белыми — символ чистоты. Впоследствии я надеялся заменить их красными — символ романтической любви.

— Я с удовольствием покажу тебе оранжерею. До сих пор мне было некому дарить розы. Только Магде. Но их много, хватит на всех. Если ты боишься идти туда со мной вдвоем, я попрошу Уилла и Магду. Они пойдут с нами. Я могу попросить Магду присутствовать на занятиях.

Я намеренно не напоминал о том, что сейчас Линди наедине со мной. И все эти дни ее защита была весьма символической: слепой мужчина, довольно пожилая женщина и красивая, но непрочная дверь. Тем не менее с моей стороны не было никаких агрессивных действий. Я надеялся, она это заметила.

— Значит, это твое настоящее лицо? — наконец сказала Линди. — Это не маска, чтобы спрятаться... Похитители часто надевают маски.

Она нервозно рассмеялась.

— Я сам хотел бы, чтобы это была маска. Сейчас я повернусь, и ты сможешь убедиться.

Я повернулся и весь внутренне сжался. Хорошо, что рубашка и джинсы скрывали мое шерстистое тело. Но даже мерцающего света плазменной панели хватало, чтобы испугаться моего облика. Я вспомнил, как Эсмеральда не смогла себя заставить взглянуть на Квазимодо. Я был чудовищем. Чудовищем.

— Если хочешь убедиться, дотронься до моего лица.

— Я тебе верю, — ответила Линди, качая головой.

Сейчас я сидел ближе к ней. Ее глаза двигались то вверх, то вниз, потом остановились на моих когтистых руках. Она кивнула, и я понял: Линди меня жалеет.

— Пожалуй, я тоже буду заниматься с Уиллом, — сказала она. — Попробуем учиться вместе, чтобы не тратить его время. Но если ты очень уж туп и не сможешь поспевать за мной, я предпочту индивидуальные занятия. Вообще-то я привыкла к высокому уровню успеваемости.

Я понимал, что она шутит, хотя в ее шутке была доля правды. Мне хотелось продолжить разговор об оранжерее и спросить Линду, не согласится ли она завтра утром позавтракать вместе со всеми, но я решил не пугать ее таким напором.

— Мы занимаемся в моем кабинете на первом этаже. Окно выходит прямо на оранжерею. Занятия обычно начинаются в девять. Сейчас мы с Уиллом читаем сонеты Шекспира.

— Сонеты?

— Да.

Я стал лихорадочно рыться в памяти, чтобы продекламировать несколько строк. Пристрастившись к чтению, я запомнил наизусть много стихов. Однако сейчас напрочь все забыл. Теперь она поймет, что я действительно тупица.

— Шекспир — это классно, — только и сумел произнести я.

«Да, парень. Хорошо, что даже ты это понимаешь», — произнес мой ехидный внутренний голос.

Однако Линди улыбнулась.

— Да. Я люблю его поэзию и пьесы.

Она вновь нервозно рассмеялась. Может, наша первая встреча успокоила ее? Хотелось бы так Думать.