— Ну! — рявкнул надзиратель.

Двое пленных помоложе подошли к Косте, помогли встать. Он не сопротивлялся.

Перед входом в ресторанный зал висело зеркало, которое понравилось Рысину еще накануне: оно заметно сплющивало и раздвигало вширь его долговязую нескладную фигуру; такие зеркала попадались нечасто, и Рысин любил в них смотреться, они придавали ему уверенности. Перед этим зеркалом он тщательно причесался, держа фуражку под мышкой, поправил ремень, который все время сползал вниз под тяжестью кобуры с револьвером, и недобрым словом помянул жену, забывшую провертеть в ремне еще одну дырку, о чем сказано было два раза.

Едва шагнул в зал, как навстречу бросилась Лера.

— Клянусь, я не виноват! — быстро проговорил Рысин, глядя в ее заплаканное лицо. — Вы все знаете?

— Я заходила к Лизе Федоровой…

— Постараемся ему помочь, — сказал Рысин. — Будьте умницей, наберитесь мужества.

Лера едва успела рассказать о своем визите на Вознесенскую, о Сэнмурв-Паскудже и малахитовом канделябре, как появился Желоховцев. Он был в строгой черной тройке, с тростью. Кивнув ему, Лера вернулась к себе за столик, где ждал ее узколицый мужчина с цветком львиного зева в петлице.

— Выпить хотите? — спросил Рысин у Желоховцева.

Тот покачал головой.

— А я, пожалуй, выпью. — Рысин остановил пробегавшего мимо официанта. — Мне бы рюмку водки, любезный.

— Не положено, господин прапорщик. Садитесь за столик.

Рысин сунул ему серебряную полтину:

— Кстати, капитан Калугин в каком номере проживает?

— В четвертом.

— Он у себя?

— Вроде как пришел, не выходил больше.

Через минуту явилась рюмка водки. Рысин с наслаждением выпил ее под укоризненным взглядом Желоховцева, затем знаком пригласил его следовать за собой.

На лестнице было темно, металлический наконечник профессорской трости громко клацал по каменным ступеням. Откинув портьеру, Рысин первым ступил в освещенный коридор и почувствовал, как в животе, в самом неожиданном месте возникла вдруг тонкая напряженная ниточка пульса. Теперь он знал все, что хотел знать. Разговор с Лерой расставил последние точки. Подаренный ею на счастье чугунный ягненок лежал в кармане, Рысин и взял его с собой на счастье, потому что расследование кончено, начинается игра, и ему, как всякому игроку, нужна удача.

— Григорий Анемподистович, — Рысин удержал его за локоть, — все, что я буду говорить, принимайте, пожалуйста, как должное. Ничему не удивляйтесь и не задавайте мне никаких вопросов.

— Позвольте? — вскинулся было Желоховцев.

Но Рысин уже стучал в дверь четвертого номера.

Отозвался мужской баритон:

— Открыто!

Калугин в расстегнутом френче сидел за столом, что-то писал. Его портупея с большой желтой кобурой, из которой торчала рукоять кольта, висела на вешалке у двери.

— Профессор Желоховцев, — любезно поздоровавшись, представился Желоховцев. — Хотя мы знакомы. Помните, капитан, вы были в университете вместе с майором Финчкоком из британской миссии? Осматривали мою коллекцию сасанидской серебряной посуды.

— Как же, как же, профессор, — улыбнулся Калугин. — Конечно, помню и очень рад. Чем могу служить?

Рысин, выждав немного, шагнул следом, встал под вешалкой:

— Прапорщик Рысин. Помощник военного коменданта Слудского района.

Калугин перевел на него взгляд и тут же вскочил:

— Вы?

Отшвырнув стул, метнулся к двери, но Рысин уже держал в руке револьвер:

— Сядьте! Оружие вам ни к чему.