|
Но когда Гран уже собрался уходить, Коттар его окликнул: – Пошлите-ка лучше двести франков, – сказал он, – то-то удивится и обрадуется. Она небось считает, что я о ней и думать забыл. Но на самом деле я к ней очень привязан. Наконец, у них с Граном произошла любопытная беседа. Коттар, которого уже давно интриговали вечерние занятия Грана, насел на него с вопросами, и тому пришлось дать ответ. – Значит, вы пишете книгу? – сказал Коттар. – Если угодно, да, но это, пожалуй, более сложно! – Ox, – воскликнул Коттар, – как бы мне тоже хотелось заняться писанием! Гран не мог скрыть своего удивления, и Коттар смущенно пробормотал, что, мол, с художника все взятки гладки. – Но почему же? – спросил Гран. – Просто потому, что художнику дано больше прав, чем всем прочим. Каждому это известно. Ему все с рук сходит. – Ну что ж, – сказал Риэ Грану в то самое утро, когда он впервые прочел объявление префектуры, – эта история с крысами сбила его с толку, как, впрочем, и многих других. А может, он просто боится заразы. – Не думаю, – отозвался Гран, – и если, доктор, вы хотите знать мое мнение… Под окнами, оглушая выхлопами, прошла машина службы дератизации. Риэ молчал и, только когда грохот утих вдали, рассеянно спросил Грана, что же он думает о Коттаре. Гран многозначительно поглядел на доктора. – У этого человека, – проговорил он, – что-то на совести. Доктор пожал плечами. Правильно сказал тогда полицейский комиссар – дел без того хватает. К вечеру у Риэ состоялся разговор с Кастелем. Сыворотка еще не прибыла. – Да и поможет ли она? – спросил Риэ. – Бацилла необычная. – Ну, знаете, я придерживаюсь иного мнения, – возразил Кастель. – У этих тварей почему-то всегда необычный вид. Но в сущности, это одно и то же. – Вернее, это ваше предположение. Ведь на самом деле мы ничего толком не знаем. – Понятно, предположение. Но и другие тоже только предполагают. В течение всего дня доктор ощущал легкое головокружение, оно охватывало его всякий раз при мысли о чуме. В конце концов он вынужден был признать, что ему страшно. Дважды он заходил в переполненное кафе. И он, как Коттар, нуждался в человеческом тепле. Риэ считал, что это глупо, но именно поэтому вспомнил, что обещал нынче навестить комиссионера. Когда вечером доктор вошел к Коттару, тот стоял в столовой около стола. На столе лежал раскрытый детективный роман. Между тем уже вечерело и читать в сгущавшейся темноте было трудновато. Вернее всего. Коттар еще за минуту до того сидел у стола и размышлял в наступивших сумерках. Риэ осведомился о его самочувствии. Коттар, усаживаясь, буркнул, что ему лучше и было бы совсем хорошо, если бы им никто не занимался. Риэ заметил, что не может человек вечно находиться в одиночестве. – Да нет, я не о том. Я о тех людях, которые занимаются только одним – как бы всем причинить побольше неприятностей. Риэ промолчал. – Заметьте, я не о себе говорю. Я вот тут читал роман. Однажды утром ни с того ни с сего хватают одного бедолагу. Оказывается, им интересовались, а он и не знал. Говорили о нем во всяких бюро, заносили его имя в карточки. Что ж по-вашему, это справедливо? Значит, по-вашему, люди имеют право проделывать такое с человеком? – Это уж зависит от обстоятельств, – сказал Риэ. – В известном смысле вы правы, не имеют. Но это вопрос второстепенный. Нельзя вечно сидеть взаперти. |
