Бабушку Наталью в деревне прозвали Радио и Прокурор. Радио — потому что она первой узнавала новости и быстро передавала их всей деревне. Прокурором — потому что бабушка Наталья не переносила, чтобы кто-нибудь вел себя плохо или глупо, пусть даже собаки и кошки, всех провинившихся она отчитывала громко, строго и долго.

Вот и сейчас она громко и строго проговорила:

— Притомилась ведь девонька-то наша! Такую махонькую в такую даль завели!

— Я сама шла, — тоже строго, но негромко возразила Оля. — Никто меня не заводил. Я два грибочка нашла.

— Из-за двух грибочков тащиться…

— Наталья Никифоровна, — перебил дедушка, — а сколько грибов в вашей немаленькой корзиночке?

— А у меня другой нету! — сразу обиделась бабушка Наталья. — Да я все одно пустая не вернуся! Я бересты наотрываю! Или трав нарву! На худой конец сучьев для растопки полнешеньку корзину притащу! А ребеночек у вас притомится, ноженьки у него заболят, головка закружится. Слушайте меня, я вам помогу, не дам ребеночку мучиться! Слушайте! — почти приказала она. — Идите по этой вот тропинке. Тогда прямехонько и быстрехонько попадете на поле с горохом.

— И гороху поедим! — радостно воскликнула Оля, а дедушка недоверчиво спросил:

— Идти все прямо? Не сворачивать?

— Сворачивать незачем. Она прямехонькая. Я всегда по ней хожу. Неприметная она, а короткая и верная.

Дедушка поблагодарил бабушку Наталью, посадил Олю себе на плечи и пошел прямо по тропинке.

Надо ли говорить, как обрадовалась Оля! Ведь от еды сил у нее не прибавилось, а наоборот: ноги стали слабыми. И вот, сидя на дедушке, она смеялась и сквозь смех напевала:

— Горох — гогока! Комар — гамар! Гром — гом! Волк — вок! Цыплятки — пислятки!

А дедушке было приятно нести внучку, слышать ее звонкий голос и смешные слова из ее раннего детства. Правда, радость его несколько омрачалась тем, что тропинка оказалась не прямехонькой, часто сворачивала то в одну, то в другую сторону.

— Конечно, жаль, что грибов не набрали, — сказал он, пытаясь успокоить самого себя, — зато прогулялись замечательно.

— И поели еще замечательнее! — добавила Оля. — И тропиночку бабушка Наталья показала замечательную! Скоро гогоку поедим!

Увы, пока они не знали, какой коварной окажется эта тропиночка…

Все медленнее и медленнее шел дедушка, все чаще приходилось ему нагибаться, чтобы Оля не ударилась лицом о нависшие над тропинкой огромные разлапистые ветви.

— Признаться, я очень здорово устал, — вдруг сказал дедушка тихим, каким-то сухим, будто неживым голосом, — здорово очень я устал…

— Так отдохнем, — виновато предложила Оля. — Или я пойду сама.

Дедушка промолчал, а шел уже совсем медленно. Наконец он остановился, опустил Олю на землю и сумрачно произнес:

— А тропинка-то вроде бы и кончилась.

Оля давно чувствовала что-то тревожное и спросила почти испуганно:

— Почему? Как это?

— Да вот так… видишь, нет больше ее, — растерянно ответил дедушка. — Зачем я Наталью Никифоровну послушался? Заблудились мы с тобой.

— Насовсем заблудились? — дрожащим голосом спросила Оля. — Спать здесь будем, да? А воки нас не съедят? — робко пошутила она.

— Спать мы будем дома, — решительно заверил дедушка. — Обидно только, что много времени и сил зря истратили.

— Она обманула нас?

— Нет, она просто что-то перепутала.