Туман превратился в ядовитый дым, который и впрямь изливался из его поврежденных мозгов. И теперь, сам став тварью из тумана, Шустрик понимал, что для того и создало туман всемогущее провидение, чтобы прятать охотника от добычи, — этот самый туман под холмом, в долине, где совсем недавно в своих хижинах и пещерах люди укрылись от рыскающих четвероногих врагов, которых эти люди не в силах увидеть, покуда враги не обрушатся в ночной тьме на их дома и скот.
— Еда, Раф! Еда! Убей! Убей! Убей!
— Сейчас убьем, — процедил сквозь зубы большой черный пес.
— Это люди? Люди?
— Люди или их скотина.
— Где они, Раф? Где? Где?
— Я чую где.
Бегая вокруг Рафа, Шустрик поначалу ощущал лишь пустоту высокого холма и мокрую траву, — ему казалось, что на эту вершину накинута некая мелкая водяная сеть. Его глаза и уши не говорили ему ничего, нос не улавливал направления. Все запахи — листьев, соли, дождя, папоротника, вереска и камня — шли как бы отовсюду и ниоткуда, и всех их покрывал, собственно, запах клубящегося тумана. Если и был где-то внизу журчащий ручей, то эти звуки гасли в плотном тумане. Если и были звезды над головой, то свет их не просачивался сюда. Это марево было страшнее тьмы. Это была пустота. Шустрик смутно понимал, что Рафу дана теперь сила, принадлежащая им обоим по древнему праву и являющая собой дикую ярость, перед которой с начала времен трепетали люди и животные, сила тайная и жестокая, чьи слуги, во имя скупой мерою отпущенной жизни и дабы сохранить ее, признавали один закон — «Убей, или будешь убит». И в эту минуту Шустрик понял, отчего это именно так, хотя ничего вокруг не переменилось, они с Рафом молча шли вперед: все было прежним — камни, мокрая трава и скалы. Шустрик понял, почему он не отличает теперь подветренной стороны от наветренной, тумана от дождя, звездного света от тьмы, ибо шли они теперь сквозь время, шли туда, где собаки знали о людях лишь одно — это враги, которых нужно опасаться, перехитрить и убить. В голове у Шустрика резанула боль, но тут же прошла. Влажный воздух, казалось, не давал дышать, и теперь, вглядываясь во тьму, Шустрик со страхом осознавал, что их тут вовсе не двое. Вокруг них в тумане бродили разные животные — призрачные твари с торчащими ушами, высунутыми языками и мохнатыми хвостами, — молчащие, ненасытные, ждущие своей минуты и знающие, что им достанется лишь то, что они успеют урвать, утащить, отстоять и потом сожрать в одиночестве.
— Раф, — тихо позвал Шустрик. — Кто они? Где мы?
Ничего не ответив, Раф неожиданно бросился вперед, в промежуток между двумя валунами и куда-то вниз, в укрытое в скалах место. Шустрик слышал, как оттуда донеслось грозное рычание Рафа и шум яростной борьбы. Едва Шустрик прыгнул в щель следом за Рафом, как тот отпрянул прямо на него. Затем последовал отчаянный цокот копыт и грохот сыплющихся камней — и овца исчезла во мраке. С окровавленной мордой Раф поднялся и зло выплюнул клок жирной шерсти.
— Слишком проворная, — сказал он. — Я не сумел ухватить ее за горло.
— Чтобы убить? Значит, надо за горло?
— Чтобы убить и съесть, — подтвердил Раф. — А иначе — голодай. Продолжим.
Раф снова принюхался и взял след. И вновь, набросившись на добычу, он получил отпор и преследовал овцу почти до отвесного склона холма. Шустрик потерял его из виду и побрел наугад, хромая и поскуливая. Скорее случайно, а не по следу, он нашел Рафа, который лежал на камнях; он тяжело дышал и зализывал окровавленную переднюю лапу.
— Не оставляй меня, Раф! Мне тут страшно. Я боюсь потеряться тут… один…
— Больно уж они проворные, — снова сказал Раф. — И очень сильные. |