. Вовка изумлённо наблюдал за ним, точно не веря, что и Юрику не чуждо человеческое и мальчишеское.
— Восьмое место неплохое оказалось! — сказал я.
— Конечно, — подтвердил Вовка. — На четвёртом тётка родная, на восьмом уже он. А на пятом, может, у ней дядька… То есть вообще-то у Майки дядьки нету, но, может, тётка замуж вышла, верно? Я сейчас…
Вовка сбегал во двор и через минуту вернулся запыхавшись.
— Тётка у ней незамужняя, — сообщил он с сожалением.
И это впервые он обратился к Юрику мирно.
VI
Семён Авдеевич похвалил Вовку, Сашку и меня, когда, встретив нас во дворе, узнал, что мы отправляемся к Юрику на день рождения.
— Вы правильно делаете, — сказал Семён Авдеевич, — что не отгораживаетесь от него. Конечно, то, что этот Юрик, по-видимому, перенял у своей матери мещанские предрассудки, вас от него отталкивает. Но вы себя пересиливаете, и молодцы. Легче всего поставить на человеке крест. А надо повлиять в хорошую сторону.
Так что за столом, заставленным пирогами, мы расселись с горделивым чувством людей, взявшихся за нужное и полезное дело.
Перед этим мы вручили Юрику подарки: Сашка — «Маугли» Киплинга, а мы с Вовкой — книгу стихов Маяковского для детей.
Некоторое время мы сидели за столом молча, не притрагиваясь к сладостям, потому что ждали Майку. Её место за столом, единственное, оставалось ещё пустым. Перед каждым из нас стояла тарелочка, на которой лежал квадратик бумаги с именем гостя, всякий раз уменьшительным: Сашка был назван Аликом, Вовка — Вовиком, отсутствующая Майка — Маечкой, и только я был назван просто Мишей, наверно, потому, что Мишенька звучало бы чересчур ласкательно, а родители Юрика как-никак меня не знали.
— Юрик! — окликнула его мать. (Он печально косил на пустую тарелочку, где лежала аккуратная бумажка с Майкиным именем.) — Подавай пример гостям. Ты же знаешь, пока хозяин не начал, гости не едят…
Вероятно, Юрик знал это, потому что тотчас, не глядя, схватил пирожок и послушно и как-то обречённо зажевал.
Спустя минуту явилась Майка. Улыбаясь, она протянула имениннику подарок — книгу профессора Мантейфеля о зоопарке. Юрик глотнул и поблагодарил.
Его мать сказала, что это прекрасная и поучительная книга. Затем, вероятно, чтоб не обидеть нас с Вовкой, она похвалила и книгу Маяковского. Но добавила, что Маяковский напрасно писал «лесенкой».
— А вы знаете, ребятки, почему Маяковский писал лесенкой?
В то время мы этого ещё не знали.
— Видите ли, поэты получают деньги за каждую строчку, — объяснила нам мать Юрика. — Чем больше строчек, тем больше денег. А если одну строчку разбить на несколько, то деньги заплатят за каждое слово, как за настоящую строчку.
Мы чувствовали, что слова матери Юрика несправедливы и нехороши. Однако выразить этого мы не могли и молчали — дружно и скучно.
Отец Юрика, который до этого занимался своим делом — писал что-то за столиком у окна, — встал и сказал:
— Что-то вы тут затосковали? Сделаю вам освещение поярче! — и, вынув из стенного шкафчика большую электрическую лампочку, взгромоздился на табуретку…
Мать Юрика тем временем спрашивала нас:
— Пушкина любите, ребятки? «Буря мглою небо кроет…» — вдруг начала она с фальшивым упоением.
— «Вихри снежные крутя», — продолжил Юрик, льстиво улыбнувшись матери.
— «То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя». Как же, как же! — закончил без выражения отец Юрика, ввинчивая в патрон лампочку покрупнее. |