|
Но Рагозин взял, когда Стас уже отчаялся увидеть свое детище на сцене. Стас безумно обрадовался. Еще более обрадовал его тот факт, что режиссер Рагозин показался ему тем человеком, который сумеет уловить дух произведения и выразить его в спектакле. Стас считал это очень важным. Он был человеком амбициозным, не лишенным таланта и полагал, что если уж так случилось и он не простой ремесленник в своем деле, то отблески его гения не должны умереть на бумаге. Желательно, чтобы они воплотились в игре актеров и были замечены зрителем. А еще лучше театральными критиками и прессой. А там недалеко и до общественного признания со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями.
В мыслях Стас часто улетал в то время, когда это произойдет. В той жизни у него была роскошная вилла на берегу моря, собственна яхта, пляж, огромная парковая территория, прилегающая к дому, с многочисленными фонтанчиками, экзотическими деревьями и цветами, и многое, многое другое….Такие фантазии часто посещали Стаса в самый неподходящий момент. Вот как сейчас, например, когда нужно было быть особенно внимательным и сосредоточенным. Но Стас предпочитал на какое-то время плюнуть на все и с наслаждением предаваться своим мечтам. Он заметил, что черпает из своих фантазий какую-то удивительную силу и энергию. И Стас полюбил их, потому что они служили ему щитом, прикрывающим от скуки и беспросветности повседневной жизни. Стас оторвался от своих мыслей и сосредоточился на игре актеров. Через пол часа он понял, что Рагозин трактует его пьесу совсем иначе, нежели он сам. — Стоп, стоп, стоп! — Стас захлопал в ладоши и поднялся с кресла. Рагозин с удивлением огляделся. Кто это посмел так грубо вмешаться в процесс священнодействия, который происходит на сцене? Кроме него самого никто и никогда не осмеливался посягнуть на это право. Тут он увидел драматурга, который быстро приближался к нему. — Что случилось? — брови Рагозина сердито сдвинулись на переносице. — То, что вы репетируете совсем другую пьесу, — объяснил Стас. Рагозин ничего не ответил, только еще более нахмурился и забарабанил ногой об пол. Все члены труппы знали, что это было признаком надвигающейся грозы, и приготовились быть свидетелями миниспектакля, который мог разыграться в любую минуту. — Объяснитесь, — наконец буркнул Рагозин. — Поймите меня правильно. Вы показываете очень профессиональную игру, но при этом духовно кастрировали мою главную героиню… — Она теперь моя, а не ваша, и я имею право делать с ней то, что захочу, — грубо оборвал его Рагозин на полуслове. — Но ведь вы исказили ее образ… — попытался было вставить Стас, но Рагозин снова не дал ему продолжить. — Ваша героиня полная дура, юродивая, которых сейчас днем с огнем не найдешь. Выродились такие. Современными женщинами движет алчность и расчет. — Вы правы, — согласился Стас. — Поэтому я и хотел напомнить нашим женщинам о том, о чем они давно забыли. О том, что можно быть другими — не холодными и расчетливыми, а смешными чудачками с абсурдными идеями, которые они воплощают в жизнь, и от этого всем становится теплее и легче жить на свете. — Я хочу сказать вам, молодой человек, — проговорил Рагозин четко чеканя слова, — если вы этого еще не знаете, что хороший режиссер сродни архитектору. Он сам рисует и строит игру, даже если при этом использует ваши идеи. Вот здесь, — Рагозин схватил пьесу и потряс ею в воздухе, так что несколько листков вылетели и осенним листопадом плавно опустились на пол, — здесь не более, чем одни бесплотные идеи. В них одно содержание и только. И в этом ваша заслуга, не скрою. Но на этом она и заканчивается. А дальше, — ноздри Рагозина гневно раздулись, — дальше начинается моя епархия. |
