…Незаметно сгустились сумерки, и разомлевшие от сытной еды путешественники решили готовиться ко сну. Лес зелеными раскидистыми ветвями своими сдерживал порывы ветра, и потому лишь легкий сквозняк обдувал приятелей с юго-запада.

Лежа под сенью огромного кипариса, Конан вновь вспоминал Мангельду, но сейчас не испытывал той тоски. Сердце его, словно обложенное кусками кабаньего мяса, не воспринимало ничего. Ленивые мысли проплывали в голове, не волнуя и не тревожа, а дрема, постепенно обволакивающая варвара, вскоре растворила и их. С наслаждением Конан проваливался в мягкую теплую тучу сна, в забытьи уже слыша тихий, будто издалека, храп шемита.

* * *

— О, Птеор! О луноликая Иштар! — выкрикивал шемит, когда к вечеру следующего дня они подходили к берегу моря. — Порадуйтесь за сына вашего и раба! Ну, и за этого парня тоже… Мы видим море! Великое море Запада! Я уже слышу плеск его волн, я уже дышу им!

Киммериец, отнюдь не разделявший восторгов спутника, тоже был весьма доволен: большая часть пути ими пройдена, и теперь осталось только взять лодку и доплыть до Желтого острова, а там… Но Нергал с ним, с Гринсвельдом… Конан, в глубине души уверенный, что противник ему достался серьезный, задумываться о дальнейшем не желал, полагая, что так или иначе с обезьяной, пусть и демонического происхождения, справится. Несмотря на молодость, опыт в подобных делах у него имелся, и немалый.

— Хо, варвар, погляди-ка!

Возбужденный видом моря Иава указывал толстым волосатым пальцем на полдюжины деревянных домишек, стоящих на невысоком холме довольно далеко от берега.

— Мы вышли как раз туда, куда нужно! Это рыбацкая деревня. Они нам дадут лодку! Они нам поведают, как добраться до Желтого острова!

Фыркнув, Конан пожал плечами, но направил-таки стопы свои вслед за шемитом, что подпрыгивал, гоготал и размахивал руками как мальчишка. Песок под ногами был влажен и приятно холодил иссеченные сухой травой и землей ступни киммерийца, и с каждым таким шагом хорошее настроение, утерянное еще на постоялом дворе в горах Кофа, возвращалось к нему. Неожиданно для самого себя он вдруг подпрыгнул, гикнул, и помчался за шемитом, ощущая радостное возбуждение, смешанное со стыдом: мужчине-воину не подобает скакать подобно козлу. Впрочем, здесь никто из знакомых видеть его не мог, да и никто, кроме шемита, не мог, а его Конан в расчет не брал, считая, что тот и сам скачет не хуже. Тем не менее у холма киммериец остановился, принял степенный вид — ему нужна была лодка, а прыгающим дурням ни один нормальный человек лодку не доверит, — окликнул Иаву и, выразительно постучав кулаком по лбу, начал взбираться наверх.

К рыбацкой деревне они подошли вместе. Она и вправду была невелика. Крепкие, хотя и не слишком привлекательные на вид хижины, низкие, с плоскими крышами, разделялись между собою заборами из досок, обвязанных веревками. Во двориках всюду развешаны были сети, у стен строем стояли гарпуны и остроги различных видов, гроздья нанизанных на нити рыбин свисали с крыш. Женщины с коричневыми лицами разбирали тазы, полные рыбы — как видно, мужья недавно вернулись с лова, и теперь они сортировали добычу. Конан плохо разбирался в рыбацком хозяйстве, но от острого запаха желудок его, не далее как утром освобожденный от остатков кабана, заурчал, запросил ухи и жареной камбалы, начиненной орехами — о кушанье сем слышал он во времена былые в Шадизаре, от Ловкача Ши.