Солнышко уже начало пригревать. Мадам Легофф хорошенько укутала Ба, и мы с ней пообедали в саду, у живорыбного садка, во время отлива. В мягком йодистом воздухе витал аромат форситий: лишь при западном ветре сюда тянет свиным навозом. Я смотрел на маленькую старушку в двух шапках и купленном мною в меховом магазине Морбиана искусственном лисьем манто бледно-розового цвета. Не знаю, счастлива ли она, но главное — она дома. Я был так взволнован, когда Ба ходила по комнатам, замирала перед каждой безделушкой, каждым портретом и старательно вспоминала. «Узнаю», — сжимая мою руку, шептала она, хотела, чтобы внук ей гордился. Я выкопал в государственном лесу маленькую елку, украсил дом лампочками, гирляндами. Будем отмечать Рождество каждый день, она его обожает. И не больно-то она религиозна, просто любит праздники. С Яслями Христовыми туго в это время года, я нашел одни из комикса про Астерикса в детском магазине. Так что в нашем хлеву спал, прости Господи, новорожденный Астерикс, а над ним стояли счастливые Обеликс и Фальбала. Ба хохотала до упаду. Похоже, наш род издавна с церковью не в ладах. А про отцовскую открытку она больше не заговаривала. Добрый знак.
Сиделка мадам Легофф — меня в ней привлекли не рекомендации, а то, что она родом с Кот-д’Армор и вдобавок «живет с другой женщиной», как нашептала мне хозяйка булочной, где я заприметил объявление, — оказалась не только превосходной поварихой, но и заядлой картежницей. Она уж точно сумеет вернуть моей Ба потерянные килограммы и будет каждый день терпеливо обучать ее правилам игры в белот заново. Бедняжка разругалась с подругой-ветеринаршей и мечтала только о том, чтобы найти такое место работы, где она чувствовала бы себя в семье. Я пригласил нотариуса выпить по стаканчику и попросил его по моей доверенности выплачивать сиделке жалованье с пенсионного счета Ба, на котором денег вполне достаточно. Это обойдется гораздо дешевле, чем отчисления в дом престарелых, и нотариус, отводя взгляд, заверил меня, что я сделал правильный выбор. Из-за этой истории с рентой он чувствовал себя страшно виноватым передо мной, тем более, что я не предъявлял никаких претензий. Чтобы окончательно его успокоить, я признался по секрету, что на самом-то деле не имею права носить фамилию Глен — отец меня не признал, но я достаточно получаю по авторским правам, и потому не жду от бабушки ничего, кроме запоздалой любви напоследок. После таких слов любой проникся бы ко мне доверием и симпатией. Нотариус принес с собой бутылочку «Мюскаде». Я смотрел, как они чокаются за прекрасное будущее, и думал, что роман, сочиненный мною для Карин, наконец готов.
Лимонный торт-безе так умиротворил меня, что перед отъездом я все же позвонил Лили на авеню Жюно — до этого не решался. Хотел избежать, насколько возможно, лишних впечатлений от возврата в прошлое. Голос у него был очень даже бодрый. Кот к нему привык, соседка — просто чудо, в этой квартире у него прямо-таки открылось второе дыхание, даже возникла идейка потрясающего телесериала о Карле III Простоватом, как-никак, скоро будет тысяча сто лет с его рождения.
— Хочешь узнать, что в твоей жизни происходит?
— Нет уж, спасибо.
— Я, похоже, сломал твой автоответчик.
— И правильно. Ты всем говори, что ты новый жилец, а я, мол, уехал в кругосветное путешествие.
— Ну, сейчас-то ты в Бретани, — заметил он.
— Что, уже появился акцент?
— Нет, я просто вижу номер.
— Вот и запиши его — вдруг что срочное. На улице Лепик у меня телефона не будет.
И тут же сообщаю ему, что нынче вечером встречаю Карин на Северном вокзале и мне бы очень хотелось их познакомить. Он хватает ручку, записывает название кафе и время. И так меня благодарит, словно я сделал ему королевский подарок. Кажется, зря я все это затеял. |