— Старая карга. Сто лет в обед, а все туда же. Родька, отпусти ты этого хвостатого уже, все закончилось.
— Убью его — тогда и отпущу, — раздался из комнаты спертый вопль, и что-то громыхнуло и покатилось по полу.
— Не вздумай! — рявкнул домовой. — Только эдакой пакости мне тут и не хватало. Это ведьмин кот, он после смерти здесь будет до конца времен ошиваться. Отпусти его, я сказал.
И Вавила Силыч направился в комнату. Последовал за ним и я, сразу включив в комнате свет.
Клубок из драчунов распался, они стояли друг напротив друга, как бы прикидывая — закончить стычку или продолжать? Обоим досталось — у кота была окровавлена морда, Родька был весь какой-то всклокоченный.
— Еще раз сунешься — точно удавлю, — погрозил кулаком Родька коту.
— Мя-а-арр, — насмешливо протянул кот и повернул голову ко мне.
Я слышал, что эти животные очень умны, по заверениям кое-каких знакомых, они смышленее многих людей. Нынче ночью я в этом убедился. В фосфоресцирующих глазах Феофила был разум, может, и нечеловеческий, но разум.
— Проваливай, — коротко приказал домовой и вытянул руку по направлению к балконной двери. — Родька, выпусти его.
— Мя-а-а. — Кот было двинулся в сторону коридора, но домовой погрозил ему невесть откуда появившейся в его руках короткой дубинкой.
— Третий этаж, — заметил я. — Мне его не жалко совершенно, просто констатирую факт.
— Эту тварь с двадцатого бросить вниз можно, — заверил меня Вавила Силыч. — Все одно жив останется.
Родька подбежал к балконной двери, по шторе вскарабкался вверх и лихо открыл створку, повиснув на ручке.
— Давай. — В голосе домового была неприкрытая угроза. — И хозяйке своей скажи: еще раз в своем дому ее увижу — беда будет. Я существо мирное, но мое не тронь.
— Фрр, — презрительно сообщил нам кот и провел лапой по морде, стирая кровь. — Мя!
Он неторопливо прошел по комнате, на пороге балкона обернулся и посмотрел на меня. Клянусь, он улыбался. До того я считал, что улыбка у котов бывает только в книгах Кэрролла. Нет, не только.
И это была очень, очень нехорошая улыбка.
После Феофил потянулся, как черная молния взвился в воздух и сгинул в ночной темноте.
— Я же говорю — эту пакость ни одна холера не возьмет. — Вавила Силыч громко выдохнул. — Но хозяйка у него до чего наглая, а? Вот так, через зеркало, в дом человека.
— А что она нарушила-то? — Я подошел к балконной двери и закрыл ее. — Есть какой-то кодекс или свод правил приличия?
— У любого дома есть хозяин, — сказал Вавила Силыч, озираясь. — Твоему — ты голова, а всему нашему подъезду — я. И только с нашего разрешения она может сюда войти. Так с давних времен ведется, таков покон. Слово хозяина открывает дверь, и никак иначе.
— Слово? И все? То есть никаких последствий для этой старухи, если бы она сюда вошла и меня убила, не было бы? — уточнил я. — В смысле — громом бы ее не поразило, в пепел бы она не обратилась и так далее? Все, что ей грозило, так это только нарушение моральных норм поведения, принятых в вашем обществе?
— Ну, в общем, так, — подтвердил домовой. — Если бы этот кошак тебя царапнул и добыл кровь, то она смогла бы сюда попасть через лунную дорогу, ну а дальше — сам понимаешь. У нее твоя кровь была, та, что он намедни добыл, — это как замок. А другая, полученная в твоем доме, — это как ключ к нему. |