– Ах, нет, нет! Не уходите, – закричала жена. – Или нет, идите, идите!

– Да что это ты в самом деле! То уходите, то не уходите! Кхи, кхи! А и вправду спать… кхи, кхи! У Панафидиных девочки… Кхи, кхи! Девочки… кхи! Куклу я у девочки видел нюренбергскую, кхи, кхи…

– Ну, вот куклы теперь!

– Кхи, кхи! Хорошая кукла, кхи, кхи!

– Он прощается, – проговорил молодой человек, – он идет, и мы тотчас уходим. Слышите? Радуйтесь же!

– О, дай-то бог! Дай-то бог!

– Это вам урок…

– Молодой человек! За что же урок? Я это чувствую… Но вы еще молоды; вы не можете давать мне урока.

– А все-таки дам. Слушайте.

– Боже! Я хочу чихнуть!..

– Тсс! Если вы только осмелитесь.

– Но что же мне делать? Здесь так пахнет мышами; не могу же я; достаньте мне из моего кармана платок, ради бога; я не могу шевельнуться… О, боже, боже! За что я так наказан?

– Вот вам платок! За что вы наказаны, я вам сейчас скажу. Вы ревнивы. Основываясь бог знает на чем, вы бегаете как угорелый, врываетесь в чужое жилище, производите беспорядки…

– Молодой человек! Я не производил беспорядков.

– Молчать!

– Молодой человек, вы не можете читать мне про нравственность: я нравственнее вас.

– Молчать!

– О, боже мой! Боже мой!

– Производите беспорядки, пугаете молодую даму, робкую женщину, которая не знает, куда деваться от страха, и, может быть, будет больна; беспокоите почтенного старца, удрученного геморроем, которому прежде всего нужен покой, – а все отчего? Оттого, что вам вообразился какой-то вздор, с которым вы бегаете по всем закоулкам! Понимаете ли, понимаете ли, в каком вы скверном теперь положении? Чувствуете ли вы это?

– Милостивый государь, хорошо! Я чувствую, но вы не имеете права…

– Молчать! Какое тут право? Понимаете ли вы, что это может кончиться трагически? Понимаете ли, что старик, который любит жену, может с ума сойти, когда увидит, как вы будете вылезать из-под кровати? Но нет, вы неспособны сделать трагедии! Когда вы вылезете, я думаю, всяк, кто посмотрит на вас, захохочет. Я бы желал вас видеть при свечках; должно быть, вы очень смешны.

– А вы-то? Вы тоже смешны в таком случае! Я тоже хочу посмотреть на вас.

– Где вам!

– На вас, верно, клеймо безнравственности, молодой человек!

– А! Вы про нравственность! А почем вы знаете, зачем я здесь? Я здесь ошибкой; я ошибся этажом. И черт знает, почему меня впустили! Верно, она в самом деле ждала кого-нибудь (не вас, разумеется). Я спрятался под кровать, когда услышал вашу глупую походку, когда увидел, что испугалась дама. К тому же было темно. Да и что я вам за оправдание? Вы, сударь, смешной, ревнивый старик. Ведь я отчего не выхожу? Вы, может быть, думаете, что я боюсь выйти? Нет, сударь, я бы уж давно вышел, да только из сострадания к вам здесь сижу. Ну, на кого вы без меня здесь останетесь? Ведь вы будете как пень стоять перед ними, ведь вы не найдетесь…

– Нет, отчего же: как пень? Отчего же как этот предмет? Разве вы не могли с чем другим сравнить, молодой человек? Отчего же не найдусь? Нет, я найдусь.