Как бы до песен дело не дошло, нервозно подумал Влад и покосился на Ленку.

Вот кто действительно страдал. Вот в ком скорби было на троих! Потерять родителей, сразу обоих, еще и при таких страшных трагических обстоятельствах – такое выдержит не каждый. Она еще молодцом, держится. Страдает, но держится. Не бьется в истерике. Не рыдает, повиснув у него на шее. Не причитает без умолку. Он бы тогда точно с ума сошел!

Нет, этого ничего не было. Было тихое вселенское страдание. Влад буквально физически ощущал, как корчится в муках Ленкина невыплакавшаяся душа. Он вчера вечером, когда они уехали на ночь домой, чтобы утром, переодевшись, оказаться пораньше в крематории, не выдержал и попросил:

– Лен, ты бы поплакала, что ли!

– Зачем?! – просипела она, взглянув на него полными страдания глазами.

– Легче будет, Лен.

– А я… Я не хочу, чтобы было легче, Владик, – ответила она и зажмурилась. – Я хочу, чтобы мне было так больно… Так… Чтобы рвало все на части!

– Зачем? – Он пожал плечами и отвернулся, принявшись готовить себе ромашковый чай.

Он всегда его сам себе на ночь заваривал. Домработница Маруся к тому времени уже уходила домой. Ленка не умела делать чай так, как он любил, вот он и привык к самообслуживанию.

– Это твое здоровье, между прочим. А ты его гробишь таким вот неразумным образом. Страданию должен быть выход, – Влад встряхнул ситечко, надавил на горку раскисших от кипятка цветков пальцем, с удовольствием вдохнул травяной аромат. – Поплачь, покричи, там, я не знаю… С подругами поделись, если со мной не хочешь.

– У меня нет подруг, – сонно отозвалась Ленка.

Она сидела на широкой, обитой велюром скамейке у стола, как-то странно сгорбившись и растрепав волосы.

– Давно нет подруг.

Что да, то да. Влад за всю их недолгую совместную жизнь не помнил ни одной ее подружки. Даже шикарная свадьба обошлась без их присутствия. Были ее сестры, братья, а подруги – ни одной.

– А разве у тебя есть друзья, Владик?

– Да нет, наверное, – Влад взял кружку, подсел к столу напротив Ленки. – Знакомые, приятели имеются. А таких друзей, чтобы и в радости, и в горе… Кажется, нет.

– Как ты хорошо сказал: и в радости, и в горе, – Ленка подняла на него диковатый взгляд, повела плечами, будто замерзла. – В горе друзей иметь проще, милый. А вот в радости…

– Почему? – Влад удивленно поднял брови, радуясь уже одному тому, что ей удалось отвлечься от темы гибели родителей.

– Горе твое может кого-то озадачить, кого-то порадовать, кому-до доставить удовольствие. Не все кинутся тебе помогать, это я знаю. Но кто-то рядом с тобой все равно будет, опять же, из каких побуждений?

– Из каких?

Он изумленно смотрел на жену поверх чашки. Вот тебе и тугодумка! Какие перлы выдает! Четырех лет оказалось ничтожно мало для того, чтобы понять ее. Или все ее время всегда поглощали ее родители: ее внимание, вынужденную дочернюю заботу?

Скорее всего, скорее всего…

– Из каких же побуждений кинутся помогать тебе в беде ложные друзья, Лен? Что ты замолчала?

Она вновь поежилась и потянулась к его чашке:

– Дай отпить глоток.

Он не любил кормиться с кем-то из одной тарелки, чашки, но позволил.