– Это не так, отец. Я не...

– Только не делай вид, что ты мечтаешь ее увидеть рядом с моей постелью. Марк, в чем дело?! Сестра мне сказала, что Сара несколько раз звонила. Так трудно догадаться, что я хочу ее видеть?

Обида – отец обвинял его несправедливо – и возбуждение, неуместное, резкое, жаркое, при одной только мысли, что сюда войдет Сара, коснется его руки...

– Нет. Не трудно. Я посмотрю, что можно сделать.

– Отлично. Я хочу пить.

Марк торопливо подал отцу стакан с водой, но Бен отпил всего лишь маленький глоток.

– Спасибо.

– Папа... Я тебя ненадолго оставлю, хорошо? Ты пока отдохни. Я скоро вернусь и тогда...

– Полагаю, что должен сказать тебе прямо: я умираю, Марк.

– Папа...

– Что «папа»? Нечего делать вид, что у меня обычный насморк, верно? Одного я требую – вы не должны обвинять Сару. Ни в чем!

Марк беспомощно смотрел на отца. Все слова засохли на языке, неожиданно превратившемся в кусок наждачной бумаги у него во рту. Наконец он откашлялся и с трудом пробормотал:

– Я не собираюсь ее обвинять, папа. Я думаю... я думаю, у тебя были свои причины поступать так, как ты это делал в последнее время.

– Ты понятлив, сынок. Прямо не узнаю тебя. Смотри, я ведь еще вполне могу оклематься, и тогда... Не лучше ли быть со мной более честным?

Марк не смог сдержать улыбки. Старый волк в своем репертуаре.

– Все-таки отдохни.

– Я сделаю это, и с большим удовольствием, но только после того, как ты обещаешь мне, что вы с Сарой помиритесь.

– Но, папа...

– Не надо! Я все прекрасно видел. В ту ночь, когда вы стояли у моей постели, я видел, КАК ты на нее смотрел.

Марк почувствовал, что щеки у него начинают гореть.

– Ты не любишь ее, Марк. Ты думал, я этого не замечаю, но мне все ясно. Ты считаешь, что она играет какую-то зловещую роль в моей жизни, а это вовсе не так. Я очень надеюсь, что вы с ней сможете стать друзьями.

Друзьями?! У Марка похолодело в груди, черное отчаяние навалилось на него.

– Папа...

– У нее была нелегкая жизнь, Марк. Ее муж, бывший, разумеется, был чудовищем. Я не могу рассказать тебе всего, но поверь, она была очень несчастна.

– Я понимаю.

– Сомневаюсь. Он унижал и оскорблял Сару. Он почти раздавил ее. Когда мы только познакомились, она была забитой, необщительной серой мышью. Совершенно неуверенная в себе женщина, даже не осознающая того, насколько она красива... Я рад и горд, что смог изменить ее отношение к жизни и к самой себе хоть немного. Медленно, но верно она начала доверять мне. Постепенно мы подружились, и могу сказать, что когда она узнала о моей болезни... Что ж, прости, сын, но именно Сара окружила меня теплом и заботой, которых я не дождался от своей семьи.

– Папа...

– Нет, Марк, дослушай. Она не та, кем ты ее считаешь. Она глубоко порядочная, несчастная и ранимая женщина, я ее уважаю, люблю и стараюсь оберегать. Ты понял, Марк? Оберегать!

– Почему ты мне это говоришь?

Неужели он и впрямь решил на ней жениться!

– Потому что я люблю ее, Марк. Потому что она мне очень дорога. Потому что я умираю и хочу, чтобы после моей смерти за ней присмотрел ты. Она больше никогда ни в чем не должна нуждаться.

– Я слышать об этом не желаю! Я этого просто не позволю!

Если бы они не находились в больнице, Анжела уже визжала бы. Сейчас она шипела, но так, что лицо покраснело, волосы растрепались, а из некрасиво искривленного рта вылетали капельки слюны.

Марк всерьез опасался за ее давление.