– Да иди ты, – проворчал Варламов. – Погоди, а почему с мышатами?

– Старая легенда, товарищ майор. В чаны, где крутится фарш, регулярно соскальзывали мыши. Но, возможно, это был электрик, мнения разнятся. – Разин поспешил уйти, пока не прилетело чем-нибудь тяжелым.

Капитан милиции тоже проживал один – в левобережной части города, на улице Станиславского, застроенной помпезными «сталинскими» домами. До работы было тридцать минут ходьбы, а если не ломался старенький отцовский «Москвич» – всего десять. Великая сибирская река делила полуторамиллионный город на две части. Миллион проживал на правом берегу, остальные – на левом.

Ленинский район, где жил и работал капитан Разин, находился в левобережье. Шестиполосная магистраль прорезала жилые кварталы, тянулась на три километра. Неподалеку – Дом Советов, средоточие партийной и советской власти района, напротив – помпезный монумент памяти павших на войне сибиряков. За монументом – обширный ухоженный сквер, любимое место отдыха горожан.

Район Алексею нравился, здесь отсутствовали промышленные предприятия, было много зелени. В зоне пешей доступности – колхозный рынок, любимый народом и переодетыми в штатское сотрудниками ОБХСС.

Алексей пристроил «Москвич» у торца здания, вернулся на улицу. В доме, где он проживал, работал магазин кооперативной торговли и магазин со странным названием «Радость». Точка, в принципе, продуктовая, внутри красиво, несколько отделов. В остальном – ничего радостного. Как в анекдоте: «У вас рыбы нет? – У нас мяса нет. А рыбы нет в соседнем зале».

Коопторг еще не закрылся, сквозь стекло матово проступала очередь к прилавку. Перспектива провести в магазине остаток дня совсем не окрыляла. Всеобщий дефицит начался не сразу. В начале семидесятых в магазинах еще можно было что-то купить. С каждым годом ситуация ухудшалась, целые категории товаров переходили в разряд недоступных. То, что оставалось на прилавках, особенно в овощных магазинах, имело жалкий вид. Спасали дачи и походы на рынок – там было все, но втридорога. В остальном выручали знакомства, умение пролезть в игольное ушко. И это касалось не только товаров народного потребления, но и услуг. Без «мохнатой лапы» практически невозможно было получить качественную медицинскую помощь, отремонтировать машину, квартиру, получить нужную справку, съездить в санаторий. Огромные очереди становились спутником жизни – к прилавкам магазинов, за пивом, в ЖЭУ, в райсовет, в поликлинику, за билетами на поезд или самолет. Ползучая напасть накрывала все сферы жизни. Народ отрывался в анекдотах. «Уверенно идем к коммунизму, а есть нечего». – «Так кормить в дороге никто и не обещал».

Алексей покурил, прохаживаясь по тротуару. Подступали сумерки, машин становилось меньше, людей на тротуарах – больше. Лето начиналось без сюрпризов – не падал снег, не хлестали проливные дожди. Температура не опускалась ниже двадцати – даже по ночам.

Выбросив сигарету, он свернул во двор, заросший старыми тополями. С дороги дом смотрелся нарядно. С обратной стороны все было проще – выпадали кирпичи, крошился бетон, скрипели рассохшиеся двери подъездов. На заднем крыльце магазина курили грузчики, матерились вполголоса. Выпорхнула стайка – продавщицы разбегались по домам, волокли хозяйственные сумки. Наружу торчали палки колбасы, что-то еще – недоступное общей массе населения. И не подкопаешься – неликвиды, просрочка, всегда найдут объяснение. Такие реалии: тащи с работы хоть бы гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость…

Квартира на четвертом этаже осталась от родителей.