Хорошим подчиненным с Потемкиным служить было в удовольствие, чему примером был Суворов. Вот в вышеприведенной цитате письма от Потемкина Екатерине есть строки: «Я, между неограниченными обязанностями Вам, считаю из первых отдавать справедливость каждому. Сей долг из приятнейших для меня». Ну, ладно, — скажут мне, — заливает Потемкин про то, что награждать подчиненных — для него самый приятный долг.

Но ведь это действительно было так.

Был случай, когда в награждение Суворова вмешалось получение чинов по старшинству — положение, действовавшее, кстати, не только в России. По этому положению офицерам и генералам нельзя было дать следующий чин, если его не получили те, кто возведен в прежний чин раньше. Поэтому, несмотря ни на какое доверие Потемкина и уже благожелательное к себе отношение Екатерины, Суворов звание генерал-аншефа не получил раньше, чем его получили все генерал-поручики, ставшие генерал-поручиками раньше Суворова. Но, оказывается, это положение старшинства при Екатерине действовало и на ордена. И не могла императрица наградить Суворова за Кинбурн, скажем, высшей степенью ордена св. Георгия или высшим орденом империи (св. Андрея Первозванного) потому, что были генералы, получившие звания генерал-аншефов раньше Суворова и этих наград не имевшие. И императрица предлагает Потемкину наградить Суворова деньгами.

Но «светлейший князь», поняв, что нужно Суворову, пишет императрице: «Все описав, я ожидаю от правосудия Вашего наградить сего достойного и почтенного старика. Кто больше его заслужил отличность?! Я не хочу делать сравнения, дабы исчислением имян не унизить достоинство Св. Андрея: сколько таких, в коих нет ни веры, ни верности». («За веру и верность» — девиз ордена Андрея Первозванного.) Потемкин продолжал: «И сколько таких, в коих ни службы, ни храбрости. Награждение орденом достойного — ордену честь. Я начинаю с себя — отдайте ему мои…» Убедил Потемкин Екатерину, возможно, тем, что, как видите, предложил для награждения Суворова снять звезду и ленту ордена со своей груди. И 9 ноября 1787 года последовал ответ: «Я, видя из твоих писем подробно службу Александра Васильевича Суворова, решилась к нему послать за веру и верность Св. Андрея, который сей курьер к тебе и повезет». (От злости и обиды, что Суворов уже награжден этим орденом, а они нет, некоторые генерал-аншефы подали в отставку.) А Потемкин по поводу награждения Суворова высшим орденом империи написал Суворову три записки, и все примерно вот такого содержания: «За Богом молитва, а за Государем служба не пропадает. Поздравляю Вас, мой друг сердешный, в числе Андреевских кавалеров. Хотел было я сам к тебе привезти орден, но много дел в других частях меня удержали. Я все сделал, что от меня зависело. Прошу для меня об употреблении всех возможных способов к сбережению людей… А теперь от избытка сердца с радостию поздравляю… Дай Боже тебе здоровья, а обо мне уже нельзя тебе не верить, что твой истинный друг Князь Потемкин Таврический. Пиши, Бога ради, ко мне смело, что тебе надобно».

И надо понять искреннюю радость Потемкина от награждения Суворова. Ведь это Потемкин нашел Суворова, Потемкин Суворова оценил и продвинул, поэтому победа в Кинбурнской баталии — это и лично Потемкина победа. Кто из историков это понимает? Да что историки? Кто это понимает из числа того начальственного быдла, которое подлостью залазит в начальственные кресла?

Не думаю, что Потемкин никогда не ошибался с подбором подчиненных — «чужая душа — потемки». И назначение людей на должность — это такое дело, с которым ошибки случаются чаще всего. Тем не менее предвидения Потемкина порою удивляют.

Одно время у него адъютантом по военно-морским делам был лейтенант флота Дмитрий Сенявин. Потом Сенявину доверили боевой корабль и первым в истории России кавалером 4-й степени с бантом (за боевые заслуги) только учрежденного ордена Св.