Всем, кто знал Козицкого, этот жест показался бы не просто неожиданным – невероятным. Все, кто знал Козицкого, были уверены, что дознаватель никогда не смотрит не то что в глаза, а даже просто на людей, куда угодно, только не на людей. Все они были бы сейчас безмерно удивлены: все те, кто не знал Козицкого, а был с ним знаком. А вот люди, которые действительно знали Козицкого, не удивились бы, потому что им он всегда смотрел в глаза. Может, не при посторонних, но наедине – обязательно. И потому Емельянова спокойно выдержала взгляд дознавателя и чуть приподняла брови:
– Что не так с Краузе?
– Вы догадались?
– Я – президент, мой дорогой, я не могу позволить себе быть дурой.
– Вы никогда ею не были.
– Тебе не идёт быть льстивым.
Это была шутка, поэтому Козицкий улыбнулся. По настоящему улыбнулся, а не растянул губы в дежурной светской гримасе, чуть склонил голову, показав, что понял всё правильно, и, продолжая улыбаться, негромко произнёс:
– К сожалению, с Краузе почти всё не так.
– Что ты имеешь в виду? – Емельянова стала очень серьёзной.
– Вам не докладывали?
– Мясник Краузе – опасный террорист, но для их нейтрализации у нас в стране существуют соответствующие службы.
– Полностью с вами согласен, госпожа президент. Вам нет никакой необходимости забивать голову ненужными подробностями.
– Рассказывай, что натворили мои спецы?
– Не только ваши, госпожа президент. Гораздо больше неприятностей Краузе доставил англосаксам, а поскольку они никак не могли его достать, то решили замазать грязью и кровью.
– Чтобы лишить поддержки?
– И получить карт бланш на любые действия.
Президент тихо вздохнула, на мгновение закусила нижнюю губу – Козицкий прекрасно знал этот жест – и негромко, но очень твёрдо спросила:
– Ты уверен в том, что говоришь?
– Абсолютно.
– Краузе не преступник?
– Преступник, и убеждённый, Краузе – высокомотивированный противник существующего порядка вещей, враг всех играющих не по правилам транснациональных корпораций. Но он не творил те злодеяния, за которые журналисты его прозвали Мясником.
– Понятно. – Емельянова помолчала. – Он знал, на что шёл, когда связывался со спецслужбами.
– Я знаю, госпожа президент.
Дознаватель не был ангелом, но грязных методов старался избегать, предпочитая вскрывать преступников с помощью ума и логики. И поэтому Емельянова поставила Козицкого во главе расследования: ей требовался не просто результат, а доскональное выяснение обстоятельств произошедшего.
– То, что ты узнал о Краузе, нам поможет или помешает?
– Я буду об этом думать, госпожа президент, – ушёл от ответа дознаватель. – С одной стороны, их щепетильное отношение к насилию и уважение к человеческим жизням позволяет надеяться на то, что террористы будут принимать решения в пользу пассажиров «Чайковского». Или во всяком случае учитывать их интересы. С другой – совершенно понятно, что Краузе взбешён проявленной нами подлостью и не испытывает никакого желания сотрудничать.
– И ты сказал, что ни его, ни его помощницу купить невозможно.
– На совещании я намеренно коснулся только идейной составляющей, которая тоже имеет место быть. А сейчас добавил, что они…
– Нам не доверяют, – поняла Емельянова.
– Да, госпожа президент.
– Ничего удивительного, учитывая, как с ними обошлись.
– Совершенно с вами согласен.
– Люди Краузе непредсказуемы.
– Да, госпожа президент.
– Но ты позволил Аллану взять с собой Сандру.
– Мисс Жарр – наш единственный программист. |