— Теперь я это понимаю, — сказала она, вновь переводя взгляд на Кента. — Проблема была не в тебе. А во мне. Я недостаточно любила себя.

— Ох, Абби. — Он притянул ее к себе и обнял.

— Думаю, что какая-то часть меня навсегда останется той девочкой, которая будет во всем винить себя, — прошептала Абигейл в пространство между его плечом и шеей — безопасное место, куда она за все эти годы шептала свои самые сокровенные мысли бесчисленное количество раз. — А теперь, когда я знаю, что могла уберечь от таких вещей нашу дочь, если бы предупредила ее о мужчинах, подобных моему дяде… — Ее охватил такой глубокий приступ раскаяния, что она едва не задохнулась и несколько секунд не могла сказать ни слова. — Вместо этого я обманывала себя. Я считала, что, дав дочери такую жизнь, которой у меня самой никогда не было, смогу каким-то образом уберечь ее от беды. Этого я себе действительно никогда не прощу.

Кент отстранился от Абигейл, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Абби, мы с тобой не Господь Бог. Мы не в состоянии защитить ее от всего, — сказал он. — Помнишь, когда она в третьем классе упала с лестницы для лазания и сломала запястье? Мы тогда тоже винили себя.

— Только сейчас речь идет не о сломанной косточке, — возразила Абигейл, — и поправить все намного труднее.

Он вздохнул.

— Я знаю. Вот и скажи мне, что мы должны сделать? — За все время, сколько она его знала, Кент впервые выглядел таким растерянным.

— Любить ее, вот и все, — ответила она, вспомнив вчерашние слова Лайлы. — Сделать так, чтобы Феба знала, что она может прийти к нам с нем угодно, даже если об этих вещах тяжело будет услышать.

— Думаю, что именно так мы и поступаем.

— Тогда нам нужно делать это еще более усердно.

Кент задумчиво кивнул, но взгляд его оставался встревоженным. Спустя какое-то время, когда они продолжили свой путь по дорожке, он вновь обратился к ней:

— Абби, ты не думаешь, что нам с тобой следует повременить с разводом? Я не хочу, чтобы Феба оказалась в еще более сложной ситуации, чем та, что уже есть. Да и ты тоже… — В ожидании ее реакции он бросил на нее вопрошающий взгляд.

Абигейл с трудом старалась скрыть удивление. Может, Кент передумал относительно своего ухода? Может, у них с Шейлой все не так уж замечательно? При этой мысли внутри поднялась горячая волна ликования, но это быстро прошло. Речь шла не о застрявшей сделке, которую можно было вернуть за стол переговоров. И не о том, чтобы сделать так, как было бы лучше для Фебы. Чего хочет она сама? Любит ли она Кента по-прежнему? И любит ли ее он?

С чувством сожаления Абигейл поняла, что если она и любит Кента, то это уже иная любовь, не та, которая могла бы поддержать их брак. Между ними действительно все было кончено. Они оба ушли слишком далеко. А то, что они чувствовали сейчас, было их общей тревогой за дочь и, возможно, далеким отголоском того, что было между ними когда-то.

Ее мысли вновь вернулись к Вону. Что-то внутри у нее то взмывало, то стремительно неслось вниз, словно испуганная птица. А вместе с этим, проскользнув мимо часового на границе меж тщательной рациональностью и необузданной территорией в ее сердце, пришло осознание, что именно он является тем человеком, с которым она хочет разделить свою жизнь, — чего бы ей это ни стоило. Мысль об этом была такой пронзительной, что Абигейл восприняла ее как сбивающий с ног порыв ветра. Ей потребовалось какое-то время, чтобы ответить Кенту.

— Я ценю твою готовность, Кент, но не думаю, что тебе следует откладывать свои планы. Хотя, без сомнений, мы действительно можем прийти к цивилизованному соглашению.