— Ни в коем случае. — Лиз трясла головой, словно маленький ребенок, которого заставляли съесть что-то такое, от чего его тошнит. — Никаким чертовым образом я не собираюсь переустраивать свою жизнь ради этой… этой… — Она не смогла закончить фразу. Несмотря на все свои недостатки Моника все-таки была ее сестрой. Печальным голосом Лиз добавила:

— Она бы не сделала этого ни для кого из нас.

— Возможно, — согласилась Анна, скорее грустно, чем рассерженно. — Но разве это не является еще одной причиной? Видит Бог, что хуже уже быть не может. И, возможно, станет немного лучше. Для всех нас.

Финч выбрала этот момент, чтобы подойти. Она отдала Лиз кофе и сказала:

— Простите, я не хотела перебивать. Я буду внизу, в холле, если понадоблюсь.

Финч уже направилась к холлу, когда Анна слегка сжала ее локоть.

— Ты никому не мешаешь…

И посмотрела на девушку взглядом, который сказал: «Ты тоже семья».

У Финч потеплело на душе. Большую часть своей жизни она лишь наблюдала за чужими семьями со стороны. За шестнадцать лет Финч сменила четырнадцать домов, и ни в одном из них она не задержалась так надолго, чтобы назвать его своим. Только с прошлого года, с тех пор как она поселилась у Лауры, у Финч появилось такое ощущение, как будто она является членом этой семьи. А сейчас в свою семью ее впустила Анна.

Лиз улыбнулась.

— Вместе веселее.

— С ней все будет в порядке? — спросила Финч, взглянув на палату, в которой спала Моника, не подозревающая о том, что ее ожидало.

— Смотря что ты подразумеваешь под словом «порядок», — фыркнула Лиз.

Финч слышала сплетни о Монике. Она также перевидала на своем веку достаточно пьяниц, чтобы распознать их по внешнему виду. Однажды, когда Финч встретила Монику в ДеЛаРосе, она почувствовала, что от той пахнет спиртным.

— Я рада, что она не пострадала, — сказала Анна.

— Как, черт побери, можно упасть с инвалидной коляски? Я имею в виду, что даже для пьяного это довольно сложный трюк. — Лиз осмотрелась вокруг, будто боялась, что кто-то мог ее подслушать. — Кстати, какова официальная версия?

Анна грустно улыбнулась.

— Моника внезапно заболела. Возможно, воспаление легких. Это звучит лучше, чем шишка на голове.

Финч вздрогнула, и на нее нахлынули воспоминания. Ей было восемь лет. Она находилась в Кинг-Кантри в палате интенсивной терапии. Ее рука была в гипсе. Она плакала. Не только потому, что ей было больно, или потому, что она находилась в незнакомом месте. Добрый врач, который фиксировал ее руку, хотел знать, как она ее сломала, и Финч не знала, что ему ответить. Если бы она сказала правду, ее приемный отец мог еще сильнее избить ее, как он и грозился. Поэтому Финч соврала, сказав врачу, что упала с гимнастического снаряда.

Из палаты Моники послышались слабые стоны. Финч заглянула туда и увидела, что Моника просыпается. Сейчас она выглядела не очень эффектно. Ее лицо было бледным, под глазами залегли черные круги, волосы спутались. Несколько лет назад Финч вырвала фото Моники из журнала и прикрепила его к стене в своей спальне. Она мечтала однажды стать такой же богатой и знаменитой, как Моника Винсент, но сейчас Финч не поменялась бы местами с Моникой за все богатства мира.

Пока Лиз и Анна робели, ожидая, кто из них войдет первой, Финч зашла в палату.

— Привет, — сказала она, слегка помахав рукой.

— Кто ты? — покосилась на нее Моника.

— Подруга Анны.

Очевидно, Моника не помнила ее, хотя встречала Финч в ДеЛаРосе.