|
Его прежняя советская система к нынешним соблазнам не подготовила. Ни морально, ни материально. А насчет волчьих глаз твоего наставника, так советский лозунг «человек человеку брат» не совсем точен был. Правильнее было бы «человек человеку волк». Только в отличие от настоящих хищников мы поковарнее были, умели прикидываться овечками, в нужных местах аплодировали, хором кричали «ура!» и бежали домой побыстрее донос на ближнего своего состряпать. На нас призывы ЦК КПСС к праздникам объединяться, улучшать и поднимать действовали мало. Даже если бы вдруг напечатали в «Правде» призыв возлюбить ближнего своего как самого себя или даже больше, мы бы всё равно прекрасно знали, что ближнего остерегаться надо и пальца ему в рот не класть. Научила нас жизнь понимать, что к чему не через лозунги и призывы. Скорее, наоборот. Но не будем углубляться в философию. — Петр Григорьевич внимательно посмотрел на Костю. — Думаю, что смогу тебе помочь. Есть у меня знакомый человечек в Московском УВД. Кое-чем он мне обязан. Сегодня-завтра поговорю с ним. Ты мне другое скажи. Ну, уйдешь ты благополучно из системы МВД, что делать будешь?
— Даже и не думал пока. — Хочешь в мою фирму? — Да о чем вы говорите, хоть сторожем, хоть посыльным, хоть уборщиком. Каждый день молиться за вас стану. — Будешь главой нашей службы безопасности. Она пока не слишком велика — один человек. Вот ты им и будешь. Машину водишь? — Конечно. — Что-нибудь в электронике понимаешь? — Боюсь, что… — Научим. Английский знаешь? — В пределах дис ис э тейбл. — С первого дня начнешь заниматься с преподавателем. Зубрить будешь по три часа ежедневно. Как зверь. Мне приходится часто ездить по делам за границу, будешь ездить со мной. Оплачивать уроки будет фирма. — Петр Григорьевич, да я… — Давай сразу договоримся — в пояс не кланяться, шапку не ломать. Я этого как-то не люблю. Ты женат? — Нет, но… — Но, как я догадываюсь, означает, что есть у тебя кто-то на примете. Контролировать твою личную жизнь я не собираюсь, но советую не торопиться. Да, кстати, раз ты служба безопасности, может, тебе какое-нибудь там самбо освоить? — Я еще до армии занимался дзюдо. Черных там поясов каких-нибудь у меня нет, но кое-что умею. — Хорошо. Живешь где? — С родителями. Отец недавно демобилизовался из армии, вернее, его демобилизовали, знаете как теперь с этим… Подполковник запаса. Устроился на стройку нормировщиком. А мать уже на пенсии, чувствует себя неважно. — Всё, Костя, оставь мне свои позывные, я тебе на днях позвоню.
Разговор с милицейским генерал-майором оказался даже проще, чем Петр Григорьевич представлял себе. Они сидели в тихом прохладном ресторанчике на самой окраине Москвы — его знакомый по вполне понятным причинам предпочитал места, где было меньше шансов увидеть его за одним столиком с бизнесменом, — и генерал, выслушав просьбу Петра Григорьевича, добродушно усмехнулся. — Ну, это дело вполне поправимое. Отпустить — не назначить. Никого расталкивать, чтобы освободить местечко, не надо. Что именно там ваш подопечный натворил — не спрашиваю. — Да ровным счетом ничего. Просто после армии и после Школы милиции не вписался, так сказать, в стиль органов. — Ну, не будем обобщать, Петр Григорьевич. Знаете, какая наша главная беда? — Чего-чего, а бед у нас хватает. — Это верно. Я о том, что не умеем мы здраво на вещи смотреть. То всё розовыми красками рисовали и сусальным золотом крыли, то одним черным всё подряд мажем. |
