Изменить размер шрифта - +
Теперь комната Элизабет была обтянута шелковой тафтой с золотистым отливом и белым атласом, на столиках в вазах стояли крупные белые тюльпаны, мебель была отполирована до зеркального блеска и так весело смотрелась, что просто трудно себе представить. Поэтому Виктория и Амелия так хотели сами показать ее Элизабет.

– Это я нарвала цветов! – объявила белокурая Виктория, помогая Элизабет снять пальто, а темноволосая Амелия сказала, сморщив, как котенок, свою мордашку:

– Эта ведьма не позволила мне выбрать ни одного цветка! Тогда я попросила Мари Гоэль приготовить тебе желе с миндалем и кремом и клубничным вареньем, которое ты очень любишь. Вот увидишь, она его делает не хуже мадам Белек.

– Я абсолютно не сомневаюсь, и вы обе просто прелесть, так мило меня принимаете!

– Мы не забыли, как ты заботилась о нас, когда Александр был болен. Об этом всегда следует помнить, – добавила старшая нравоучительным тоном...

Девочки рассматривали приезд Элизабет как настоящее благословение. После отъезда Александра в Париж, в его училище, в их доме стало грустно. Даже мадам де Шантелу вернулась в свой замок проконтролировать весеннюю уборку и стирку. Она обожала эту суматоху и перестановку мебели, которая позволяли ей пересмотреть содержимое шкафов, отчитать горничных, хотя большую часть времени она проводила у Розы.

– Я хочу, чтобы вы нашли все в порядке, когда я умру, – говорила она.

Все общество девочек состояло из их матери, впрочем всегда очень занятой, и мадемуазель Летелье, бывшей камеристки мадам де Шантелу, чьей обязанностью было подавать ей флаконы с нюхательными солями во время ее бесконечных обмороков. Теперь же она была обречена на безработицу, так как бодрая восьмидесятилетняя вдова решила больше не падать в обморок на каждом шагу и заменила камеристку сестрой милосердия Мари-Габриэль. Виктория и Амелия очень скучали, поэтому приезд Элизабет был для них очень желанным.

Может быть, они меньше радовались бы, если бы знали, что не увидят больше месье Тремэна и мальчиков. Ведь Амелия продолжала испытывать к Адаму тихую нежность, а Виктория, особенно после пребывания в Тринадцати Ветрах, избрала Артура своим королем и видела в нем героя, во всем превосходящего рыцарей «Круглого стола».

Элизабет нашла первый вечер очаровательным, а первую ночь восхитительной... В самом деле, всю предшествующую ночь она не сомкнула глаз. Покой долины, где слышатся лишь пение птиц и шум реки под окном, очень способствовал отдыху. В последующие дни все было так же. Добровольная изгнанница поддалась очарованию своего пристанища и внимания, которым ее окружали. Она сопровождала мадам де Варанвиль в поле, на огороды, во фруктовые сады, обычно верхом на Роллоне, одном из коней своего отца, которого приютили в конюшне замка. Иногда она гуляла с маленькими девочками и мадемуазель Летелье по окрестным местам, хорошо ей знакомым. Белина предпочитала помогать на кухне Мари Гоэль. Больше всего девочки любили гулять по берегам Сэры. В другое время Элизабет музицировала с Викторией, которая уже довольно хорошо играла на арфе, или вышивала, сидя рядом со своей крестной. Роза задумала выполнить огромную работу: вышить гобелены для обивки прекрасных старинных кресел большого зала. Элизабет с радостью приняла в этом участие. Одним словом, она всячески стремилась заполнить до предела свои дни, чтобы к моменту отхода ко сну сильно устать и уснуть, как только голова коснется подушки.

Такой образ жизни, все время на людях, позволял ей избегать думать о том, чего она больше всего боялась. Она чувствовала себя как человек, потерпевший кораблекрушение, достигший берега после изнурительной борьбы с волнами и теперь наслаждающийся эгоистичным счастьем, что он цел и невредим, но твердо знающий, что однажды он испытает большое сожаление о корабле, который поглотила морская пучина... Кроме того, в своих собственных глазах и в глазах хозяев дома она выглядела почти героиней.

Быстрый переход